Теперь он сидел в кабинете Хубера, откинувшись в его кресле, с начищенными сапогами на письменном столе. Говорил громко по телефону. Два его адъютанта стояли позади, прямые как лакеи, в безупречных мундирах.

— Да… Да… Значит, у меня есть ваше согласие действовать?

Он заметил Графа и поманил его одним согнутым пальцем. Хубер, Дрекслер, Бивак, Кляйн и Зайдель стояли поодаль, с уважением наблюдая. Каммлер передал трубку одному из адъютантов, и тот аккуратно положил её на рычаг.

— Доктор Граф?

Он нахмурился, наклонил голову, ожидая. Граф вытянул руку:

— Хайль Гитлер.

— Я не должен напоминать об этом, Хубер. Это — закон. Убедитесь, что ваши люди всегда отдают надлежащий салют.

— Да, группенфюрер. — Хубер смерил Графа уничтожающим взглядом.

Каммлер убрал сапоги со стола, подошёл к конференц-столу, где была разложена карта.

— Итак, господа. Появилась новая информация. Похоже, вражеские бомбардировщики получили разведданные вовсе не от местного населения.

Он наклонился над картой. За его спиной офицеры вермахта обменялись краткими взглядами. Зайдель поймал взгляд Графа.

— Наш разведотдел всё ещё имеет несколько источников в Бельгии. Один из них вышел на связь прошлой ночью. Британцы, похоже, завезли какие-то новые усовершенствованные радиолокационные установки и развернули их здесь, в Мехелене. — Его палец многократно стучал по городу. — Помимо топографических войск, якобы привлечена группа женщин — он произнёс это с насмешкой, — для математической обработки радиоданных.

Он повернулся к Графу:

— Вопрос к вам, доктор. Возможно ли, чтобы противник определял местоположение наших пусковых установок с помощью радара?

Руки Графа сжались в кулаки, ногти впились в ладони. В голове у него снова зазвучала пулемётная очередь в лесу. Он уставился на Каммлера:

— Простите, группенфюрер. Повторите, пожалуйста.

Каммлер вздохнул:

— Может ли противник, используя радар и женскую счётную группу, определить наши стартовые площадки?

— Можно взглянуть на расположение?

Он указал на карту.

— Конечно.

Каммлер отступил. Граф занял его место у стола, нашёл Мехелен, глянул вверх на Гаагу, затем снова вниз. Город располагался почти строго к югу от них — что было важно, учитывая, что ось траектории Фау-2 шла примерно с востока на запад. И радары оказывались гораздо ближе: расстояние до них было менее половины дистанции от английского побережья.

Он чувствовал, как все ждут его заключения. Ну это остроумно, подумал он. Это действительно находка. Почему мы сами до этого не додумались?

Он выпрямился:

— Очевидно, я не могу судить об уровне развития вражеских радаров. Но они действительно находятся на расстоянии, позволяющем засечь наши ракеты вскоре после старта. Местность между нами полностью ровная — обзор ничем не ограничен.

— Расстояние критично?

— Да. И даже важнее — их южное положение, которое даёт боковой обзор. Если их радары видят достаточно высоко, они могут зафиксировать участок траектории в первые секунды полёта. А затем, триста десять секунд спустя, они получат точку падения в Англии. Имея две такие координаты, они смогут вычислить параболу и тем самым получить приближённые координаты пуска.

Каммлер сказал:

— И они могут сделать это достаточно быстро, чтобы направить на нас бомбардировщики в течение тридцати минут?

— Теоретически, если сумеют достаточно быстро провести расчёты. — Он не удержался от добавления: — Похоже, нас предали не женщины из борделей, а женщины, владеющие законами математики. Мы об этом просто не подумали.

— Вы не подумали! Все эти ваши умники в Пенемюнде — и ни один не додумался!

— Думаю, мы просто не ожидали, что ракеты придётся запускать с такой открытой позиции, окружённой врагом.

Каммлер уставился на карту, скрестил руки.

— Что ж, надо реагировать.

Хубер сказал:

— С вашего позволения, группенфюрер? Самое простое — перейти полностью на ночные запуски и регулярно менять позиции. Даже если противник вычислит наши координаты и нанесёт удар на следующий день, информация уже будет устаревшей.

Каммлер покачал головой, по-прежнему мрачен:

— Слишком пассивно. На агрессию нужно отвечать агрессией.

— Но что у нас остаётся? Вы хотите попросить Люфтваффе бомбить Мехелен?