Пластиковые стяжки до боли сжимали запястья, врезаясь в кожу, будто жаждали стать её частью. Я сидела на ледяном полу фургона, спиной прижимаясь к стенке, и с каждой новой кочкой моё тело содрогалось, как тряпичная кукла в руках нерадивого ребёнка. Боль в затёкших мышцах пульсировала в такт бешеному сердцебиению, но я заставляла себя дышать ровно. Паника ещё не пришла. Она затаилась в углу сознания, ждала момента, когда я ослаблю хватку.

Воздух был тяжёлый, липкий, насыщенный табаком, бензином и потом. Грязь въелась в стены, впиталась в ткань сидений, осела на коже и в лёгких. Всё здесь было неправильным. Чужим. Вонючим.

За перегородкой донеслись голоса:

— Как думаешь, её мужик откупится?

— Да хрен его знает. Вадик — крыса, но думаю бабки найдёт. Он же понимает, что если нет… — Гортанный смешок, полный грязного удовольствия. — Тогда пустим её по кругу.

По кругу. Пустят меня по кругу из-за долгов моего парня. Теперь уже бывшего парня.

Эти слова ворвались в сознание, обвились ледяной удавкой вокруг горла. Горячий страх вспыхнул в груди, парализовал. Я знала, что это значит. Если Вадик не заплатит, меня просто… используют. И тогда это уже не будет иметь значения — выжила я или нет.

А Вадик не заплатит.

Он не станет рисковать ради меня. Он не тот, кто спасает. Он тот, кто бросает.

Я не могла ждать.

Пальцы нащупали стяжку, вцепились в гладкий пластик. Чёрт. Туго. Слишком туго. Никакого шанса её разорвать.

Но у меня есть ноги.

Я прижалась спиной к стенке, всматриваясь в темноту, в поисках слабого места. Что-то, что можно сломать, разбить, вырвать. Фургон старый, грязный, с проржавевшими креплениями дверей. Может, если ударить в нужное место?..

Громкий толчок — машина подпрыгнула на выбоине. Я стиснула зубы, собирая последние силы, и с яростью врезалась ногами в дверь.

Металл прогнулся, но не сдался.

— Эй, какого хрена?! — голос за перегородкой прозвучал злобно.

Я не дала им времени. Второй удар. Третий.

Фургон резко вильнул, раздался крик водителя, колёса завизжали по асфальту.

Сейчас!

Я врезалась ногами в дверь ещё раз — и мир взорвался.

Холодный воздух ударил в лицо.

Земля полетела навстречу.

Я рухнула, ударившись коленями об асфальт, кувырком полетела куда-то в сторону захлебнулась воздухом. Всё тело горело, каждое движение отзывалось болью, но я была жива.

Жива.

Подняла голову, передо мной раскинулся лес. В воздухе висела густая темнота, словно ночь тут была плотнее, глубже, чем в обычном мире. Деревья — слишком массивные, высокие, их кроны заслоняли небо, не давая ни единого проблеска света. Воздух был тёплый, влажный, пропитанный запахом прелых листьев, дикой земли и… чего-то ещё. Чего-то хищного.

Тишина была абсолютной.

Это не была нормальная тишина ночного леса — без шорохов, без шелеста травы, без стрекота кузнечиков. Будто всё живое замерло, прислушиваясь.

Я была не одна.

И тогда я услышала их — крики, ругань. Они искали меня.

Я кое-как отодрала себя от земли, развернулась, собираясь бежать, но… земля дрогнула.

Что-то двигалось впереди. Гулкий удар разнёсся по лесу — как будто что-то огромное упало с высоты.

Я замерла.

Шаг. И ещё шаг.

Тень вынырнула из мрака.

Массивная. Тяжёлая. Она не просто появилась — она возникла, заполняя собой всё пространство, вытесняя воздух.

Я не успела развернуться. Жёсткие, сильные руки схватили меня, высоко подняли, словно я ничего не весила.

Горячее дыхание обожгло кожу.

— Мягкая… — пробасил голос, низкий, с рычащими нотками.

Я содрогнулась.

Он втянул носом воздух у моего плеча, медленно спускаясь к животу, ещё ниже...

— Сладкая…

Паника ударила в голову. Я попыталась вырваться, ударила его коленом в грудь, дёрнулась — бесполезно. Его хватка была железной.

Я опустила голову — и смогла увидеть его лицо.

Чудовище.

Жёлтые глаза сверкали в темноте, клыки слегка обнажились в голодном оскале. Кожа — тёмная, зелёная, покрытая шрамами. Руки — слишком большие, слишком сильные. Я видела такое в фильмах и играх.

Орк. Настоящий. Дикий.

Мой похититель был чудовищем.

Он смотрел на меня так, как смотрит хищник, поймавший добычу.

— Дикая, — пробасил он, его губы тронула улыбка, слишком жестокая, слишком довольная. — Это хорошо.