Я спускался в Зибенхох как можно реже, только за покупками. Сигареты покупал на бензоколонке в Альдино. Нога моя больше не ступала в лавочку Алоиза.

Иногда я вспоминал о Блеттербахе, но заставлял себя гнать прочь эту неотвязную мысль. Я не хотел потерять семью. Я знал, угроза Аннелизе происходит не из мимолетного страха или преходящего гнева. И не собирался подвергать жену испытанию.

А 10 января я познакомился с Бригиттой Пфлантц.

Выбор на полках был богатый. Разные марки бренди, коньяка, виски, водки и граппы. Водку я никогда не любил; что до граппы, то всегда можно рассчитывать на особый запас дома Майров, так что эти два напитка я исключил изначально. Коньяк не нравился Аннелизе, да и меня не слишком привлекал, а вот бурбон — время от времени…

За моей спиной раздался женский голос, но слов я не расслышал.

— Да? — обернулся я.

— Я вам помешала?

Жесткие светлые волосы обрамляли лицо. Макияж вокруг глаз расплылся.

— Нет, я просто задумался.

— Бывает, — кивнула она.

Незнакомка по-прежнему пристально смотрела на меня. Я отметил, что ее крупные зубы — желтоватые от никотина. Дыхание отдавало спиртным, в десять утра.

— Чем могу помочь? — спросил я, стараясь соблюдать вежливость.

— Ты правда не знаешь, кто я?

— Боюсь, что нет, — совсем растерялся я.

Она протянула руку. Мы обменялись рукопожатием. На ней были кожаные перчатки.

— Лично мы незнакомы. Но ты знаешь, кто я.

— Неужели?

От ее пристального взгляда меня пробирала дрожь.

— Конечно знаешь. Я важная персона. Без меня, Сэлинджер, тебе не обойтись.

Темные перчатки спрятались в карманах пальто, пережившего слишком много зим.

— Можно, я буду звать тебя Джереми? — спросила незнакомка.

— Ты будешь единственная, кроме Вернера и моей матери.

— Красивое имя. Библейское. Ты об этом знал?

— Ну…

Женщина принялась декламировать:

— Что вопиешь ты о ранах твоих? Язва твоя неисцелима. Я сделал тебе это за множество беззаконий твоих, потому что грехи твои умножились [97] .

— Я не большой поклонник религии, синьора…

— Синьорина. Зови меня Бригитта. Бригитта Пфлантц.

— Ладно, Бригитта. — Я схватил первую попавшуюся бутылку и поставил ее в тележку. — Теперь, если не возражаешь…

Бригитта преградила мне путь.

— Ты не должен так говорить со мной.

— Иначе гнев Господень обрушится на меня на тысячи и тысячи лет?

— Иначе ты никогда не узнаешь, что произошло на Блеттербахе.

Я застыл.

Женщина кивнула:

— Точно.

У меня в голове что-то щелкнуло.

— Ты невеста Гюнтера Каголя. Та самая Бригитта.

— Люди толкуют, будто ты собираешься снять об этом фильм.

— Никаких фильмов, — отрезал я.

— Жаль. Я много знаю. Очень много.

На мгновение я заколебался. Но устоял перед искушением.

— Приятно было познакомиться, Бригитта.

И я покатил тележку к выходу.

Этим вечером после ужина я ответил на пару электронных писем Майка. Потом открыл папку «Работа». Потянул файл под литерой «Б» к корзине. Несколько секунд смотрел на иконку.

Потом вернул файл на место.

Это ничего не значит, сказал я себе. Но удалять файл не хотелось.

Я еще не был к этому готов.

Кататься на санках. Играть в снежки. Пробовать новые блюда. Заниматься любовью с Аннелизе. Принимать снотворное. Спать без сновидений. Потом все сначала, в том же порядке.

Я решил 20 января обойтись без снотворного. Никаких кошмаров.

И 21 января — то же самое. И 22-го, и 23-го, и 24-го.

Я был на седьмом небе. Я чувствовал себя сильным. Отказавшись от игр с Бригиттой Пфлантц, я четко осознал, что на самом деле веду сражение. Каждое утро, просыпаясь, я говорил себе: «Ты это можешь, ты сделал это один раз и сможешь сделать снова и снова».

В один из самых морозных дней года, 30 января, в мою дверь постучали.

Аннелизе пошла открывать. Я прибирался на кухне. Майк уверял, будто это «не мужское дело», но мытье посуды было одним из немногих занятий, которые меня успокаивали.

— Там к тебе пришли.

Я сразу понял: что-то не так. По ледяному тону Аннелизе.

Я повернулся, руки у меня были по локоть в пене от моющего средства.