Церемония, происходящая у могилы, кажется, затвержена и отработана – однако ею все равно незримо управляют. Главные команды исходят от мужчины, который намного выше всех ростом, и лицо его, в отличие от прочих, – совершенно европейское, без малейшего присутствия азиатских черт. Он одет в ярко-красный, расшитый золотом кафтан и высокую меховую шапку. В руках его небольшая узорчатая палка вроде школьной указки, однако раза в два толще. Искусные узоры и письмена покрывают всю ее поверхность.

Все подчиняются малейшему жесту, который вождь делает своим скипетром, одному движению его бровей.

Мигнул – и работники стали распрягать повозку. Отвели коней в сторону и выстроили в ряд у края могилы. Возле каждого из животных встал мужчина в красной рубахе и с чудным топориком в опущенной руке: с одной стороны он кончается лезвием, с другой – молоточком.

Вождь сделал едва заметное движение своим скипетром, и тогда первый человек ударил своего коня в лоб обухом топора.

Кто-то рядом с Даниловым ахнул.

«Вероятно, это Дарина, – как сквозь сон подумал он. – Она видит то же, что я».

В реальности в зале Эрмитажа она дрожащей рукой схватила его руку.

А видение продолжалось. Первый конь подогнул ноги и стал заваливаться на бок. Человек, находящийся возле него, помог ему рухнуть в могилу.

То же самое повторилось со вторым конем: удар молоточком в лоб, падение, могила, смерть. Потом с третьим…

Девушка вцепилась в руку Данилова. Он чувствовал, что ее ладонь похолодела и вспотела.

Наконец все было кончено. Все восемь рыжих меринов улеглись вперемешку в могилу.

Затем пришла пора вещей. Люди поочередно стали спускаться в раскоп и устанавливать на деревянных столиках сосуды, бронзовые светильники, золотую посуду и утварь.

За ними последовали трехногие чаши, аналогичные тем, что курились в кострах вокруг. На столиках вставали в определенном порядке деревянные узорчатые фигурки.

Наконец наступила кульминация действа. Жрец или вождь дал едва заметный знак – и вся толпа, находящаяся вокруг могилы, запела.

Кажется, дым, стелющийся из чаш на кострах, вводил людей в транс. На устах блуждали блаженные улыбки. Гортанное пение, которое, казалось, состоит из одних согласных, наполнило урочище.

Те восемь человек, которые поочередно убивали коней, достали из повозки огромное подобие гроба: выдолбленную из цельной лиственницы домовину. Внутри со сложенными на груди руками, в кафтане, расшитом золотом, покоился один человек: мужчина. Голова его лежала на деревянном постаменте так, что подбородок казался прижат к груди, а затылок – устремлен ввысь. Его темечко оказалось украшено высокими, длинными, диковинными разноцветными уборами. Мужчина был длинным, худым и немолодым.

«Кто это? – успел подумать сквозь видение Данилов. – Тот самый вождь и шаман Салкын?

А Телене? Значит, ее не поймали и она сумела убежать?

А ее сестренка-близнец? Обманутая ею несчастная дурочка Джинжи – призналась в подмене и ее пощадили?»

– А где Телене? – вслух проговорил Данилов. – Она смогла удрать? И добралась до амазонок? Как бы узнать!

– Перестань! – одернула его Дарина. – Нечего сейчас об этом думать! Надо увидеть волшебное!

Тем временем по ступенькам, выдолбленным в земле, гроб стали заносить в могилу. Пение становилось все громче.

Наконец колоду с телом установили на деревянный постамент внутри могилы.

Вождь сделал едва приметный знак – пение оборвалось. Тогда он торжественным голосом произнес несколько фраз, бросил поверх отверстого гроба свой деревянный посох – и тут же кто-то из свиты подал ему другой, точно такой же.

Новый знак со стороны распорядителя – и толпа вокруг пала на колени, а потом, не вставая, все поклонились гробу, и могиле, и умершим до самой земли.

Затем все встали на ноги. Тональность пения сменилась на более мажорную, а те восемь человек, что убивали коней и несли гроб, начали спускать в могилу одно за другим приготовленные бревна.

«Они его похоронили», – прошептала Дарина. Ее рука дрожала в руке у Данилова.

И вдруг поле, объединявшее их и дающее возможность заглянуть столь глубоко в прошлое, начало стремительно сворачиваться.

Картинка дрогнула и стала разрываться. Лоскутки отлипали друг от друга и отлетали, и перед ними предстала действительность: темные залы без окон; эрмитажные витрины с драгоценными артефактами; скромно сидящий на красном стульчике на краю зала сопровождающий в рубашке цвета хаки, застегнутой на все пуговицы до подбородка.