Шрифт:
Но пара глотков бодрящего горячего напитка Данилову явно помогли. Вернулась способность соображать и надеяться на лучшее.
– Будешь опять вызывать лимузин? – иронически прищурился он. – Поедем на улицу Некрасова? Где сто лет назад жили Дороганы?
Девушка сделала отметающий жест.
– Нет. Для начала мы туда позвоним.
– Племяннице Ларисы? Той самой дочери брата Мити? Бабуле Евгении Дмитриевне?
– Нет. По телефону в справочнике.
– Тому самому, пятизначному? – усмехнулся он. – Установленному в двадцатые годы прошлого века?
– Именно.
– Будем звонить в прошлое?
– Да. Если ты мне поможешь. Коль скоро мы то, что происходило две тысячи с лишним лет назад, увидели, почему бы не заглянуть на столетие? Да и необязательно смотреть, достаточно услышать.
– Боюсь, наши мобильники в ленинградской телефонной сети в тысяча девятьсот двадцать девятом не зарегистрированы.
– А мы попробуем… Давай, Данилов, напрягись, вообрази, что ты к той сети все-таки подключился. Представь: мы вошли с тобой в таксофон на Невском, точнее на проспекте Двадцать пятого Октября, закрыли дверь, опустили монетку в десять копеек, сняли трубку с рычага аппарата системы Эрикссона, производство которого советские телефонисты тогда освоили… Мимо идет толпа, гремят трамваи… Чтоб не слышать посторонних звуков, мы крепче закрываем дверь в кабинку… Держим, чтоб никто не ввалился, не помешал… – И она достала из своей торбы сотовый, включила громкую связь. – Готов? Три-четыре. Поехали.
Она отщелкала на современном дисплее пять цифр. Он следил – именно те, что были указаны в справочнике: 297-21. И…
В телефоне раздались гудки! Длинные! Теплые! Жирные!
А потом клацнул где-то в невообразимой дали рычаг, и густой, хорошо поставленный пожилой женский голос произнес:
– Аллоу?
Ничуть не удивляясь, словно она только и ждала подобного результата, Дарина проговорила, отчасти закашивая под девушку-подростка, или, по тамошним понятиям, комсомолку-школярку-вузовку-рабфаковку:
– Можно, пожалуйста, попросить к телефону Ларису?
– А кто ее спрашивает? – осведомилась чрезвычайно интеллигентным голосом дама. У Данилова глаза полезли на лоб – впрочем, он изо всех сил постарался не удивляться, а, наоборот, принять правила игры и мысленными усилиями всячески подыграть ведьме.
– Это ее подруга.
– У Лары много подруг. Кто именно?
Тембр и отчетливая дикция у женщины в трубке чем-то напомнили Данилову голос его бабушки, которая родилась до революции. Он до сих пор помнил: она тоже говорила по-русски чрезвычайно правильно.
– Меня зовут Мария. – Девушка назвалась именем той, кто вела раскопки Казарлыцкого кургана вместе с Ларисой – соперницей в борьбе за благосклонность Миши Земскова. – А вы, наверное, Калерия Вадимовна? – вспомнила она бабушку Ларисы – ту, что умрет вскоре после войны.
– Совершенно верно, я Калерия Вадимовна. А вы, значит, Мария!.. Не знаю такую. Вы с Ларочкой по рабфаку подруги?
– Нет, по Казарлыцкому отряду Алтайской археологической экспедиции.
– Ах, по экспедиции? А вы что, разве вернулись уже? – В голосе дамы послышалось сильнейшее удивление.
Девушка, глядя на экстрасенса, катастрофически округлила глаза и начала с ходу врать – получалось довольно складно:
– Вы знаете, экспедиция продолжается. Они пока все там, на Алтае, остались! Я заболела, и поэтому меня оттуда эвакуировали первую. А Лара там. Но я как раз подумала: может, и она возвратилась в Ленинград?.. Значит, пока нет, так получается?..
– Нет, Ларочка после своего отъезда всего три письма нам прислала, мы так беспокоимся!
– Не переживайте, дорогая Калерия Вадимовна, мы действительно были в самом что ни на есть медвежьем углу! До ближайшего райцентра, где почта, двадцать километров, и дорог нет никаких, ехать можно только по горной тропе верхом!
– Да, Ларочка об этом писала.
– Вы меня простите за такой вопрос, – вдруг выпалила ведьма, – у меня не все в порядке с головой, я сейчас нахожусь на излечении, я… Я на Пряжке прохожу курс… – Дарина хорошо подготовилась, потому что Пряжкой в обиходе в Ленинграде/Петербурге называли психбольницу. – Мне позволили телефонировать вам из ординаторской… Скажите, а какое сегодня число?
– Эээ, вы шутите? Это, как вы, молодые, говорите: хохма такая?
– Извините, ради бога, Калерия Вадимовна, но я нисколько не шучу. Я же говорю: болею. Поэтому во времени слегка… м-м… потерялась.
– Ах, бросьте… Ну ладно: нынче третье сентября.
– А год? Год-то какой?
– Да вы разыгрываете меня! Ну что же. Год у нас сегодня на дворе двадцать девятый. Одна тысяча девятьсот двадцать девятый… Да вы скажите лучше: как там Лара? Когда вы ее оставляли там? Она-то хорошо себя чувствует?
– Да, да, все нормально… – рассеянно пробормотала Дарина. – А вот еще вопрос. Она вам, случайно, не писала: что-то на раскопках нашла? Она – лично? Помимо находок, что сделала экспедиция? Что-то значимое? Очень-очень интересное?