Она улыбнулась и достала свой телефон, ее пальцы забегали по экрану. Когда она закончила, снова воцарилось молчание, неловкое и тяжелое, как снегопад за окном.

Я занялся тем, что поддерживал огонь в камине, но в основном пил и позволял вину впитываться в мою кровь. Это никак не облегчило мою головную боль, а суп не прогнал озноб, но, может быть, если я напьюсь, боль пройдет.

Керриган все глубже и глубже погружалась в свое кресло, по мере того как время шло, а ее бокал осушался. Она была опьяняющей в своей красоте. Ее длинные волосы казались густыми и мягкими, а тело — подтянутым, но с изгибами в тех замечательных местах, которые должны быть у женщины. По комнате разнесся сладкий аромат ее кожи, напоминающий запах жимолости.

На самом деле она не была его любовницей. Мое влечение к ней не имело ни малейшего отношения к тому, что я превзошел своего деда. Когда мысленные образы, которые я рисовал, представляя их вместе, исчезли, узел в моем животе ослаб. Какое. Облегчение.

Я сделал несправедливое предположение, и, хотя вина за это была в основном на мне, дедушку я тоже винил.

Он меня достал. И я выместил это на Керриган.

Черт, я был мудаком.

Я поймал себя на том, что смотрю на нее и не мог отвести глаз.

В основе ее красоты лежала душа. Она была честной. Правильной. Разительный контраст с большинством женщин, которые были у дедушки в жизни. Особенно с последней.

— Я все еще не могу поверить в то, что вы думали, будто я была близка с Габриэлем. — Керриган вздрогнула.

— Ему нравились женщины помоложе. Они были для него испытанием. А он нравился им. Как и его миллиарды.

— Я надеюсь… О, неважно.

— Что?

Она колебалась, но когда подняла взгляд, в ее глазах был страх.

— Вы думаете, он поэтому помог мне? Поэтому приглашал меня на ужин и проводил со мной время? Потому что я была для него вызовом?

Боже, я хотел сказать ей «нет». Я хотел смягчить уязвимость в ее голосе.

— Я искренне восхищалась Габриэлем, — сказала она. — Он был так дорог моему сердцу. Но если он… Я не хочу так о нем думать.

— Тогда не надо. Он всегда говорил о вас только с уважением. Не думаю, что он относился к вам в таком ключе.

Ее плечи опустились.

— Хорошо.

Я солгал не ради дедушки.

А ради Керриган.

Да, он всегда говорил о ней с уважением. Он никогда прямо не говорил мне, что собирался ее трахнуть.

Возможно, их отношения были невинными. Возможно, он действительно взял ее под свое крыло и заботился о ней так же, как заботился обо мне.

Вот только, я знал Габриэля Барлоу.

Его истинный талант заключался в том, чтобы скрывать правду.

— Хотите еще вина? — спросил я.

— Нет, спасибо.

Оставив бокалы на кофейном столике, — я помою их утром, — я встал и направился к выходу из гостиной.

— Я покажу вам комнату.

— О, я могу просто остаться здесь.

— В кресле? — Я жестом пригласил ее следовать за мной. — Пойдемте. Здесь много спален. Вы вполне можете занять одну из них.

Она поднялась со своего места и последовала за мной, снова сохраняя дистанцию. Мы прошли вглубь дома, где было темно, поэтому я включал свет по ходу, заливая коридоры золотистым сиянием.

— Я сожалею об этом, — сказала она.

— Если вы извинитесь еще раз, я прибавлю два процента к вашей процентной ставке.

Она рассмеялась.

— Хорошо.

— Как вам эта? — Я остановился у первой комнаты для гостей.

— Здесь красиво.

Тяжелые стеганые одеяла и гардины были выдержаны в землисто-коричневых, жженоранжевых и ржаво-красных тонах, чтобы гармонировать с остальной частью дома.

— В ванной комнате напротив есть туалетные принадлежности. Берите себе все, что нужно.

— Спасибо.

Я кивнул и отступил, давая ей побольше пространства.

— Я посмотрю, смогу ли я найти для вас какие-нибудь спортивные штаны.

— О, мне ничего не нужно.

— Вы что, собираетесь отказываться от всего, что я вам предложу сегодня вечером?

Ее щеки вспыхнули.

— Думаю, да.

— Сейчас вернусь.

Я поспешил по коридору, мимо кинозала и двух других гостевых апартаментов, в спальню, которую выбрал для себя. Моя дорожная сумка стояла на кожаной скамье в центре гардеробной комнаты. Я открыл ее и вытащил запасную пару спортивных штанов и толстовку с капюшоном.

Может быть, было глупо давать ей свою одежду, но мысль о том, что она будет спать в одном нижнем белье — или голой — могла заставить мою и без того раскалывающуюся голову взорваться. Не то чтобы мои спортивные штаны что-то меняют.