Обещание отец сдержал без заминки. Как только Ултан вышел за дверь, отпустил слуг и отправил в дом Даллака уличного мальчишку с короткой запиской. Райна заняла балкон и довольно быстро дождалась желаемого. В проулке появился белый лис, гнавшийся за бабочкой. За ним шли Даллак и Франг. На сгибе локтя у Франга висела знакомая кожаная куртка.

«Значит, это был не сон», — поняла Райна.

Отец Райны не был похож на внушительного старца, а ведь рассказы о послах, переговорах, соглашениях и Совете Следопытов подразумевали дородность, седину, или, на худой конец, плешь и золотую перевязь. Воображение подвело — мастер Хатол проигрывал Даллаку в росте и весе, но был опасно поджарым и хищным, как дикий кот или летучая мышь с ядовитыми когтями. При ближайшем рассмотрении в густых черных волосах нашлась и седина, но только на висках. А в темных глазах полыхали отблески скрытой под базальтом магмы. Не так представлял себе облеченных властью скальников Даллак, совсем не так.

То, что отец с Хатолом после встречи засели на балконе и о чем-то шептались, его поначалу не удивило. Всплывали всякие знакомцы по Пустоши. Сейчас реже, а раньше частенько вечерами в дом заглядывали, болтали о том, о сем, приносили сплетни о гильдейских планах и раздорах. Скальников, правда, еще не бывало, но так они по улицам не расхаживали, чтоб отец с ними каждый день встречался.

Удивление полыхнуло как майский костер, когда Хатол пошел их провожать. А потом… Эти двое попросту бросили Даллака посреди дороги, быстро сбегали домой, взяли отцовскую куртку и пояс из старого снаряжения, а когда он поймал их на улице, то удостоился только скупого распоряжения: «Ложись, меня не жди».

Даллак чуть локти себе не сгрыз. Решил, что отец ввязался в какую-то авантюру. Согласился кого-то попугать за пару кристаллов, влез в дрязги — между Хатолом и следопытами, или между Хатолом и другими скальниками. Белый лис чувствовал его беспокойство, лез на руки, поскуливал, утыкаясь черным носом в лицо. Шерсть под ладонью успокаивала, и Даллак задремал с лисом в обнимку — как когда-то засыпал маленьким, прижимаясь к Закату.

Отец явился на рассвете. Долго гремел калиткой, отпирая и задраивая хитрый засов, вошел в дом, швырнул рабочую куртку и пояс на сундук, потянулся и громко зевнул. Даллак принюхался и обмер. От отца — от куртки — пахло Пустошью. Знакомый запах изумрудной осоки и мокрой лисьей шерсти перебросил мостик в детство. Вспомнились рассказы о храбром зайце, которого отец постоянно встречал на Пустоши — то в лесу, то в поле. И подарки от зайца. Чаще всего это были розовые жемчужины, почти драгоценности, очень быстро тускнеющие и рассыпающиеся в пыль. Ими выкладывали руны в дни зимнего и летнего солнцеворота — приклеивали рыбьим клейстером на калитки, моля Лль-Ильма об удаче и сохранении дома от бед.

— Где ты был? — поднявшись на локте, спросил Даллак.

Белый лис встопорщил шерсть на загривке — почуял Пустошь и другого лиса.

— Не твое дело.

— Ты предупреждал меня, чтобы я был осторожным! А сам?

— Не твое дело, — повторил отец и достал из ящика чернильницу, перо и бумагу.

Три записки были вручены мальчишкам, отиравшимся возле пекарни, вместе с мелкими монетами. Содержимое записок и адресаты остались для Даллака тайной и это ужасно обижало. Завтракал он в одиночестве, под храп из дальней комнаты. Ел и ломал голову — как можно незаметно выйти на Пустошь мимо стражников? Ладно, допустим, выйти как-то можно. Напоить весь караул, осыпать золотом, чтобы не смотрели на гильдейский медальон — вернее, его отсутствие. Но как вернуться мимо сборщиков дани? Тех не напоишь, не подкупишь и глаза волшбой не запорошишь.

Загадку Даллак разгадывал пару часов, так ни до чего и не додумался, а потом подскочил, услышав стук в калитку. Вместо ожидаемого караула гильдейских стражников за забором обнаружился один из старых знакомцев отца. После тихого разговора в дальней комнате произошел обмен — отец расстался с частью монет из кошеля, а взамен получил небольшой полотняный мешочек. Следующим в калитку постучал мальчишка с запиской. От Хатола. С приглашением на обед. Даллак отнес записку отцу — тот стук услышал, но к воротам выйти поленился.

— Отлично. Прямо сейчас и пойдем, чего время зря терять.

Отца как подменили — вскочил, словно гильдейский приказ об общем сборе услышал. Пояс подхватил, куртку, невесомый мешочек не забыл. Поддал пинка белому лису, когда тот на пороге замешкался, принюхиваясь к поясу. К дому скальников шли быстро, нигде не задерживаясь. Даллак помалкивал, решив, что тайны или раскроются, или не раскроются. Сколько можно голову утруждать? Уже трещать начала с непривычки.

Арка Скал — свободный, личный выход на Пустошь — потрясла его до глубины души. Надо же!.. а Райна ни словом не обмолвилась. Понятно, почему не обмолвилась. Понятно. Но обидно.

— Выходим по двое. Райна, идешь рядом со мной, — скомандовал Хатол возле распахнутых дубовых дверей и открывшегося изгиба базальта. — Ничего не роняйте, если уронили — не подбирайте. За Аркой спокойный участок, я только что проверил. Если случится какая-то неожиданность — отступайте в Арку. Ни одно порождение Пустоши не может войти в Межмирье. Саламандры тоже не могут.

Отец слушал Хатола без недовольства или нетерпения. Пошел первым, медленно, готовый подхватить Даллака или белого лиса, если кто-то из них поскользнется в переходе. От Арки потянуло могильным холодом. Даллак шагнул вперед, невольно согнувшись — показалось, что врежется лбом в низкий свод. Отец вошел в брешь в каменной челюсти, подавая пример. Пара шагов — и землю Агвы сменил мертвый щебень перехода. Мелкие камни хрустели под ногами, Даллак вспоминал рассказы наставников о том, что очень редко эти каменные зерна, смоченные кровью, оживали и давали уродливые ростки. Раненых в Двери проносили, хорошенько забинтовав — если не досмотреть, оросить щебенку каплями, то потом годами можно выпалывать в переходе подобие хватай-травы, оплетающей Арку кровожадными кудряшками лиан.

Яркий свет, которым их встретила Пустошь, вытянул из Даллака радостный вопль, больше похожий на щенячий визг. Сколько бы жемчужин ни приносили, что бы ни рассказывали, а надо выйти на эту землю, самому вдохнуть этот воздух, почувствовать покалывание в кончиках пальцев, и с восторгом и благодарностью принять проклятье Лль-Ильма: «Не будет теперь покоя ни тебе, ни твоим потомкам. Жажда силы погонит вас в Двери, и только отломив окаменевший росток, сможете вы призвать защитника. Лишь на время, на малый срок». Даллак не думал о препятствиях, которые могут встать на пути, не страшился бед и болезней Пустоши. Его переполнял азарт. Идти... нет, бежать! Туда, за горизонт, где в лесах и долах кроются кусты заветных кристаллов.