В день пау-вау Орвил просыпается весь в поту. Накрывая лицо холодной стороной подушки, он думает о пау-вау, потом поднимает подушку и наклоняет голову, прислушиваясь к тому, что, как ему кажется, доносится из кухни. Он хочет свести к минимуму общение с Опал, прежде чем они уйдут. Он будит братьев, швыряя в них подушкой. Оба стонут и переворачиваются на другой бок, поэтому он колотит их снова.

– Нам надо уйти так, чтобы не вступать с ней в разговоры. Она наверняка приготовила нам завтрак. Мы скажем ей, что не голодны.

– Но я голодный, – говорит Лони.

– Разве мы не хотим услышать, что она думает о паучьих лапах? – спрашивает Лутер.

– Нет, – говорит Орвил. – Не хотим. Не сейчас.

– Я не думаю, что она стала бы отговаривать нас идти на пау-вау, – продолжает Лутер.

– Может быть, – говорит Орвил. – Но что, если она против?

Орвил и его братья едут на велосипедах вдоль бульвара Сан-Леандро. На станции «Стадион» они поднимают свои велосипеды и несут их на плечах, а затем едут по пешеходному мосту, который ведет к стадиону. Они сбавляют скорость. Орвил смотрит сквозь сетчатую ограду и видит, как утренний туман рассеивается, открывая голубое небо.

Орвил увлекает своих братьев вперед, объезжая вокруг внешнего края парковки по часовой стрелке. Он привстает с сиденья и резко крутит педали, затем снимает черную бейсболку и засовывает ее в передний карман толстовки. Набрав скорость, он перестает крутить педали, убирает руки с руля и тянется к волосам. Они заметно отросли и доходят до середины спины. Он убирает волосы назад и завязывает резинкой из бисера, которую нашел вместе с регалиями в бабушкином шкафу. Потом продевает конский хвост через полукруглое отверстие в задней части бейсболки, которое защелкивается шестью маленькими черными пластиковыми кнопками, расположенными в ряд. Ему нравится этот звук и ощущение правильности, когда удается идеально защелкнуть все кнопки разом. Он снова набирает скорость, плавно скользит и оглядывается назад. Лони, язык на плечо, изо всех сил крутит педали. Лутер фотографирует стадион на телефон. Масштабы стадиона впечатляют. Вблизи он гораздо массивнее, чем кажется, если смотреть на него с «железки» или автострады. Орвил будет танцевать на том же поле, где играют «Атлетикс» и «Райдеры». Он тоже будет соревноваться, но как танцор. Исполнит танец, который разучил по видеозаписи пау-вау на YouTube. Это его первый пау-вау.

– Мы можем остановиться? – задыхаясь, кричит Лони.

Они останавливаются на полпути.

– Я должен вас кое о чем спросить, ребята, – говорит Лони.

– Так спрашивай, братан, – отвечает Лутер.

– Заткнись, Лутер. Что такое, Лони? – Орвил строго поглядывает на Лутера.

– Я все хотел спросить, – продолжает Лони, – что такое пау-вау?

Лутер хохочет и, снимая кепку, дубасит ею по велосипеду.

– Лони, мы же видели чертову тучу всяких пау-вау, почему ты вдруг спрашиваешь, что это такое? – недоумевает Орвил.

– Да, но я никогда никого не спрашивал, – говорит Лони. – Я не знал, на что мы смотрим. – Лони тянет вниз козырек своей черно-желтой бейсболки с эмблемой «Атлетикс», опуская глаза.

Орвил поднимает голову на звук пролетающего над ними самолета.

– Я имею в виду, почему все наряжаются, танцуют и поют по-индейски? – спрашивает Лони.

– Лони, – произносит Лутер тоном старшего брата, который может поставить младшего на место, просто назвав того по имени.

– Проехали, – сдается Лони.

– Нет уж, – настаивает Орвил.

– Каждый раз, когда я задаю вопросы, вы, ребята, заставляете меня чувствовать себя глупым, – говорит Лони.

– Да, но что делать, Лони, если ты задаешь чертовски глупые вопросы? – парирует Лутер. – Иногда и не сообразишь, как на них отвечать.

– Тогда так и скажи, что не знаешь. – Лони крепко сжимает руль. Он тяжело сглатывает, наблюдая за своей рукой, затем наклоняется, чтобы проверить тормоза и переднее колесо.

– Это просто старинные традиции, Лони. Танцы, песни индейцев. Мы должны их продолжать, – объясняет Орвил.

– Почему? – спрашивает Лони.

– Если мы этого не сделаем, они могут исчезнуть, – говорит Орвил.

– Исчезнуть? Куда?

– Я имею в виду, что люди их забудут.

– Почему бы нам просто не придумать свои собственные традиции? – У Лони не иссякают вопросы.

Орвил кладет руку на лоб, как это делает их бабушка, когда расстроена.

– Лони, тебе ведь нравится вкус индейского тако? [57] – говорит Орвил.

– Да, – отвечает Лони.

– Может, ты просто придумаешь свое собственное блюдо? – продолжает Орвил.

– Вообще-то звучит довольно забавно, – говорит Лони, все еще глядя вниз, но уже слегка улыбаясь, что заставляет Орвила рассмеяться. Смехом проскакивает и слово «глупо».

Лутер тоже смеется, но он уже смотрит в свой телефон.

Они снова садятся на велосипеды и, поднимая глаза, видят вереницы машин, въезжающих на парковку, и сотни людей, выходящих из машин. Мальчики останавливаются. Орвил слезает с велосипеда. Это другие индейцы – те, что выходят из машин. Некоторые из них уже в полном облачении. Настоящие индейцы, каких они никогда раньше не видели, если не считать их бабушки. Хотя, вероятно, ее следовало бы считать, только вот мальчики затруднялись сказать, что в ней такого индейского. Она была единственной, кого они знали, кроме своей мамы, но о маме слишком тяжело думать или вспоминать. Опал работала на почте. Почтальоном. Дома она любила смотреть телевизор. Готовить для них. Больше они ничего о ней не знали. Да, еще она жарила им хлеб по особым случаям.