– Он облажался.

– Как и твой брат.

– Шестерка тоже был частью этого.

– И что? Мы все ошибаемся. Важно то, какими мы возвращаемся после этих ошибок.

– Тогда я не знаю, что мне делать. Я не могу его вернуть, я не могу их вернуть. Я не понимаю, к чему вся эта хрень.

– Ты и не должен понимать, – сказала она и опустила стекло.

Становилось жарко. Я тоже опустил стекло со своей стороны.

– Так устроена жизнь, – продолжила она. – Тебе не нужно знать все наперед. Она идет так, как идет. Мы не можем знать, что ждет нас за следующим поворотом. Но это и заставляет нас двигаться вперед.

Я хотел что-то сказать, но не мог. Просто не знал, что сказать. Все казалось одновременно правильным и неправильным. Я молчал – до самого конца поездки и потом еще долгие недели. И Фина не нарушала моего молчания.

Парни обалдели, когда я показал им пистолет. Они толкали друг друга и смеялись так, как не смеялись целую вечность. Все стало чертовски серьезно после смерти Мэнни. Что и должно было случиться. Я не говорю, что этого не должно было случиться. Но ему бы очень хотелось увидеть их такими. Ему бы тоже понравился пистолет. Настоящий пистолет. Такой же реальный, как любое оружие. Правда, белый и пластиковый, и я распечатал его на 3D-принтере в своей комнате в подвале, и раньше это была комната Мэнни. Я все еще не могу думать о нем в прошедшем времени. Сейчас Мэнни не здесь и не там. Он посреди середины, где можно находиться, когда больше негде.

На печать пистолета ушло всего три часа. Моя мама приготовила тако для ребят, пока они смотрели игру «Райдеров». Я остался в подвале и наблюдал за тем, как обрастает слоями моя пушка. Когда они спустились вниз, мы, затаив дыхание, смотрели, как вылезает из принтера последний слой. Я знал, что ребята ошалеют. Вот почему заранее скачал видео из YouTube, чтобы продемонстрировать им. Тридцатисекундный ролик о том, как парень выполняет 3D-печать, а затем стреляет из пистолета. Как только они увидели это, тогда-то и потеряли голову. Они кричали, пихались, как будто снова стали детьми. Как бывало раньше, когда мы бесновались от более примитивной хрени вроде видеоигр или ночь напролет резались на турнирах Madden [69] , и кто-то выигрывал в четыре утра, и тогда поднимался такой шум, что приходил мой отец с маленькой металлической битой, которую всегда держал возле своей кровати. Он учил нас наносить удары этой алюминиевой битой, когда мы были моложе, но и нам доставалось от него, когда он лупил нас этой же битой. Мы получили ее бесплатно на том матче «Атлетикс», где их раздавали всем желающим, и мы пришли пораньше, чтобы уж наверняка.

Мэнни не понравилось бы, что Октавио так часто приходит к нам после того, как его, Мэнни, не стало. Я имею в виду, что в значительной степени его смерть произошла по вине Октавио. Но ведь Октавио – наш кузен. И они с Мэнни стали как братья. Все мы, втроем, стали как братья. Октавио и впрямь не следовало раскрывать рот на той вечеринке. Какое-то время я ненавидел его за это. И винил в случившемся. Но он все равно приходил к нам. Чтобы убедиться, что мы с мамой в порядке. Но чем больше я об этом думал, тем все глубже прорастала мысль, что нельзя сваливать на него всю вину целиком. Ведь это Мэнни избил того парнишку. А вообще-то у всех нас рыльце в пушку. Мы отвернулись, сделали вид, будто ничего не замечаем, пока Мэнни дубасил того парня на лужайке перед домом. Кровь коричневыми пятнами лежала на желтой траве, пока я не прошелся по ней газонокосилкой. И потом, когда все было хорошо при жизни Мэнни, когда деньги текли в семью, мы не спрашивали, откуда они. Мы купили телевизор, мы забирали кэш, который он оставлял в конвертах на кухонном столе. Мы впустили это дерьмо в свою жизнь и захотели прогнать его, только когда оно отняло у нас Мэнни.

Я понял, что они по-настоящему верят в белый пистолет, когда вскинул его и направил на них. Они вздрогнули и подняли руки. Но только не Октавио. Он велел мне положить игрушку на место. В пистолете не было пуль, но я так давно не испытывал чувство контроля. Я знаю, что оружие – это глупость. Но это не значит, что оно не вызывает у тебя ощущения власти, когда ты держишь его в руках. Октавио выхватил у меня пистолет. Заглянул в дуло и направил ствол на нас. Вот тогда-то и настала моя очередь испугаться. В руках Октавио пистолет выглядел еще более реальным. И его белизна казалась жутковатой – какое-то пластмассовое послание из будущего о том, что может случиться, если эта хрень попадет не в те руки.

Тем вечером, после того как ребята ушли, я решил написать брату электронное письмо. Я сам помогал ему открыть аккаунт на Gmail. Мэнни почти не пользовался им, но иногда что-то отправлял мне. И в своих письмах говорил такое, чего никогда бы не сказал в реальной жизни. Вот в чем крутизна такой переписки.

Я открыл свой почтовый ящик на Gmail и ответил на последнее письмо, отправленное братом. Что бы ни случилось, ты знаешь, что я всегда буду рядом с тобой. Он имел в виду ссоры, которые все чаще происходили между ним и нашей мамой. Она все время угрожала выгнать его из дома, после того как он избил того мальчишку. Приходили копы. Слишком поздно, но все-таки пришли, задавали вопросы. Она чувствовала, что дело становится все серьезнее. В Мэнни нарастало напряжение. Я тоже это чувствовал, но не знал, что сказать. Он как будто двигался к той пуле, к переднему двору, задолго до того, как попал туда.

Я прокрутил страницу вниз, чтобы ответить.

Привет, брат. Черт. Я знаю, что тебя там нет. Но пишу тебе по электронке, и перед глазами твое последнее сообщение, поэтому кажется, что ты все еще здесь. Когда я рядом с парнями, тоже возникает это чувство. Тебе, наверное, интересно, чем я занимаюсь. Может, ты и видишь. Может быть, и знаешь. Если так, то тебе наверняка понравилась эта 3D-пушка? Черт. Я сам чуть не обделался, когда впервые увидел эту штуку, хохотал как сумасшедший, когда она вылезла наружу. И я знаю, что ты бы этого не одобрил. Извини, но нам нужны деньги. Мама потеряла работу. После твоей смерти она просто слегла. Я не мог поднять ее с кровати. Ума не приложу, чем платить аренду в следующем месяце. Мы получим месяц отсрочки, если нас будут выселять, но, черт возьми, мы прожили в этом доме всю свою жизнь. Твои фотографии все еще висят на стенах. И мне нужно видеть тебя повсюду. Поэтому мы так просто не уйдем. Мы здесь всю жизнь. Нам некуда идти.

Знаешь, что самое смешное? В реальной жизни я весь такой раздолбай с улицы, последнее дерьмо. Но в Сети я так не разговариваю, и это ужасно странно. В онлайн я стараюсь казаться умнее, чем есть на самом деле. Я имею в виду, что тщательно подбираю слова, потому что люди ведь больше ничего не знают обо мне. Кроме того, что я печатаю, что публикую. Да, в общем, странная штука, этот интернет. И ты не знаешь тех, с кем общаешься онлайн. Просто видишь их аватарки. Какие-то фотографии профиля. Но, если постишь крутую хрень, по-настоящему крутую, людям это нравится. Я тебе рассказывал о сообществе, куда я попал? Вот как оно называется: Vunderkode. Блин, это по-норвежски. Ты, наверное, не знаешь, что это за код. Я вступил туда после твоей смерти. Мне просто не хотелось выходить из дома – ни в школу, никуда.