— Слушай, мужик, — заговорил он, переходя на заискивающий тон. — Давай договоримся, а? Ты же нормальный пацан, всё понимаешь. Апокалипсис на дворе, каждый выживает как может.

Он развёл руками, словно объясняя очевидное непонятливому ребёнку.

— Мы просто пережидали здесь всю эту хрень с зомби. Делились с девкой едой, охраняли её. А она, — он бросил презрительный взгляд на Лизу, — сама к нам пришла, искала защиты. Думаешь, легко тут сидеть, в окружении этих тварей? Нервишки шалят, вот и расслабились немного…

Его ухмылка стала более самоуверенной, когда он заметил, что я не стреляю на месте.

— Так что давай без глупостей. Можешь даже к нам присоединиться. Еды хватит, выпивки тоже. А девка… — он подмигнул с видом знатока, — она ничего так, хоть и строит из себя недотрогу. Всем хватит, если понимаешь, о чём я.

Худощавый нервно хихикнул, поддакивая начальству, а молчаливый ещё глубже ушёл в свою бутылку, словно пытаясь раствориться в её содержимом.

Мне не нужно было слышать версию Лизы. Всё было предельно ясно — синяки на её теле, разорванное бельё, трясущиеся руки и затравленный взгляд рассказывали историю лучше любых слов. Я видел такое раньше, слишком много раз. И в прошлой жизни, и в этой, апокалипсис всегда срывал маски с людей, обнажая их истинную суть.

Я физически ощущал, как темнота внутри меня превращается в бушующий поток. Это была не просто злость — это была чистая, кристаллизованная ненависть, концентрированная до состояния чёрного льда. Вены на моих руках вздулись и почернели, словно по ним текла не кровь, а жидкая тьма.

Мир вокруг окрасился в красноватые тона, словно я смотрел сквозь кровавую плёнку. Звуки стали громче и чётче — я слышал учащённое сердцебиение каждого из них, слышал, как воздух со свистом проходит через их глотки, как скрипят их зубы от напряжения.

Годы в аду апокалипсиса научили меня простой истине: некоторые люди хуже любых мертвяков. В мире, где человечество балансировало на грани вымирания, такие как эти уроды представляли куда большую угрозу для выживания вида, чем любые зомби.

— Не двигаться, — скомандовал я полицейским, отступая к двери. — Любое резкое движение и тут же получите пулю в лоб.

Не отрывая от них взгляда, я приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Тихо, пусто, но это ничего не значит.

— Нужно проверить соседние помещения, — сказал я Лизе и Насте. — Оставаться здесь с этими уродами небезопасно.

Я быстро осмотрел ближайшие кабинеты, удостоверившись, что в них нет мертвяков. Третий от входа кабинет выглядел относительно чистым — без трупов и кровавых пятен, с крепкой дверью и даже неразбитым окном, выходившим на внутренний двор.

— Вот здесь, — я провёл Настю и Лизу в кабинет. — Заприте дверь изнутри и не открывайте никому, кроме меня. Я постучу три раза, потом ещё два. Понятно?

Лиза кивнула, обнимая Настю за плечи.

— Что ты собираешься делать? — встревожилась она, глядя на мой автомат.

— Навести порядок, — спокойно ответил я.

Удостоверившись, что они заперлись, я вернулся к кабинету с полицейскими. Моя рука, лежащая на автомате, не дрожала, хотя внутри всё клокотало от ярости.

— Слушайте меня внимательно, — произнёс я, входя и закрывая за собой дверь. — Я мог бы прострелить замок, закинуть вам гранату и покончить с этим. Но у меня есть идея получше.

Полицейские замерли. Толстый уже не улыбался. Видимо, что-то в моём взгляде подсказало ему, что переговоры закончены. Его самоуверенность испарилась, сменившись трусливой угодливостью — классическая реакция мразей, когда они понимают, что карточный домик их власти разрушился

— Мужик, — он начал скулить, отступая к стене, — это всё недоразумение, клянусь всем святым! Мы просто перепугались, когда всё началось.

Я не дал ему закончить. Одним стремительным движением оказался рядом и сломал ему шею. Хруст позвонков прозвучал оглушительно в тишине комнаты. Тело обмякло и рухнуло на пол, ударившись о край стола с тупым звуком.

Оставшиеся двое полицейских застыли в шоке. Худощавый инстинктивно потянулся к кобуре, но я успел первым. Одиночный выстрел из пистолета, и его колено превратилось в кровавое месиво. Он рухнул на пол, воя от боли и зажимая раздробленный сустав.

— Пожалуйста! — заскулил он, оставляя кровавый след, пока пытался отползти. — Мы не хотели! Это всё Гриша придумал! Клянусь!

Я подошёл к нему, глядя сверху вниз. Его кадык судорожно дёргался, а в глазах плескался животный ужас.

— В прошлой жизни, — сказал я тихо, — я видел, как такие как вы, постепенно превращаются в конченых ублюдков, рядом с которыми даже мертвецы кажутся предельно милыми созданиями.

Он заскулил, мотая головой, но я уже отвернулся от него, направляясь к третьему полицейскому.