— Ну, вот эта подойдет, — открыл решетчатую дверь тюремщик и пропустил внутрь ребенка и своего коллегу.

— А что это за игрушка на второй койке? — спросил первый полицейский, протянув Элвис бумажную салфетку, чтоб та вытерла руки после еды.

— Это космический заяц. Ну, знаете таких, они прыгают в космосе без ничего.

Полицейский посадил девочку на вторую койку.

— Пока, Элвис, — обнял ее старый полицейский и шмыгнул носом. — Надеюсь, что твои родственники быстро объявятся и выкупят тебя из тюрьмы.

— Пока, грустный морж. И спасибо за завтрак.

Хлопнула дверь-решетка, проскрипел ржавчиной замок, и два ссутулившихся служителя закона, шаркая сапогами, побрели на выход.

— Серьезно? — услышала Элвис и вздрогнула.

Напротив нее на кровати сидел большой, больше взрослого человека, синий заяц. На шее у него висел амулет, правый глаз смотрел вверх, а задние лапы нервно барабанили по полу.

— Здравствуйте, — кивнула девочка, — я Элвис. А вы кто?

— А я космический заяц, и у нас нет имен. Что ты делаешь в тюрьме, Элвис?

— Началось все с того, что моим родителям не хватило денег на детский билет для меня. Брату исполнилось тринадцать лет, а детские билеты продают только до двенадцати. Вот на меня денег и не хватило. Мама оставила на поездку совсем впритык, и в итоге, — вздохнула Элвис, — той суммы, что хватало в прошлый раз, в этот не хватило. На брата пришлось брать взрослый билет. Меня решили везти контрабандой, запихнув в чехол от виолончели или контрабаса. Я не сильно разбираюсь в смычковых инструментах, мне ведь всего шесть лет. И я в чехле была в скафандре, чтоб меня не увидел тепловизор. А чтоб родителям разрешили пронести инструмент в салон, а не сдавать в багаж, они заявили, что инструмент антикварный. Мы спокойно долетели до этой планеты, но здесь снова таможенный контроль. Я опять залезла в чехол и в нем уснула. Проснулась, когда меня вытряхнули из чехла. Оказалось, что якобы инструмент украли как антиквариат, и теперь на этой планете я нелегально.

— Безобразие! — заяц прикрыл глаза ушами, а передними лапами забарабанил по своим коленям. — Как можно быть такими безответственными родителями? И что было дальше? — правое ухо поднялось над сумасшедшим, косящим в потолок глазом, и этот глаз задергался нервным тиком.

— Пока воры ругались между собой, я тихо ушла. Нашла информпанель с енотом Крош-Ка и попросила помощи. Пришла Сашенька и у меня начались неприятности. А как вы здесь оказались?

— Я?! — заяц соскочил со своей кровати и в один прыжок оказался возле двери-решетки. Прижался к прутьям головой и вытянул в коридор левое ухо. Ухо потелепалось в пространстве коридора, словно слепой ощупывал дорогу. — Все чисто, можно болтать. Я, — заяц сел на кровать рядом с девочкой и зашептал ей на ухо, — подвез на эту планету мошенника. Он обманул меня, сказав, что он честный человек, хотя, по правде, я у него не спрашивал. Но мы же космические зайцы, мы летаем между планетами, а в одиночку летать очень скучно. Вот мы и берем попутчиков. Этого я согласился подвезти потому, что он обещал в качестве оплаты, что научит меня варить пиво. Ты же знаешь, что зайцы питаются космическим эфиром? Хотя ваша наука его отрицает, но мы ведь им питаемся. Поэтому не можем все время сидеть на одной планете, нам надо летать, чтобы жить. А еще мы можем пить пиво. Представляешь? — взмахнул лапами и заорал заяц на ухо девочке, та в испуге упала на кровать и засунула голову под подушку. — Ой, прости, Элвис, — переложил подушку заяц на другой край кровати, лишив ребенка убежища. — Прости! Я увлекся.

— Не кричи так, — девочка встала и прижала ладошку к заячьему рту, — мне скафандр снимать долго.

— Прости! Прости! Прости! — заяц взял руку ребенка и потерся об нее своей щекой.

Элвис улыбнулась, опустила голову и покраснела. Заяц в ответ захлопал глазами, шмыгнул носом, не давая жидкости покинуть организм, и уложил ладошку в свою лапу, осторожно накрыв ее другой лапой.

— Раз мы с тобой тут невинно обвиненные, то нам надо бежать из тюрьмы. Не можем же мы лучшие свои годы провести за решеткой?

— Не можем! — кивнула девочка.

— Тогда ты ложись на кровать, а я тебя буду откачивать и кричать, что ты умираешь.

Элвис легла на кровать и закрыла глаза. Заяц наклонил к ней голову, словно слушал — бьется ли сердце.

— Помогите! Помогите! — заорал заяц и бросился на решетку двери. — Ребенок умирает! Умираааает! — застонал заяц.

В соседних камерах поднялся галдеж, кто-то застучал по решетке, где-то завыла собака, поддерживая общую панику. Звуки, раздававшиеся из тюремных камер, напоминали перепуганный зоопарк. И на фоне всеобщего вытья сильнее всего выделялся шум из камеры зайца. Он скакал и орал: «Элвис умирает! Элвис!»

Внезапно кто-то крикнул низким густым басом:

— Элвис мертв и больше не споет!

Шум и голоса мгновенно стихли.

— О чем это ты, дружище? — дрогнувшим голосом выкрикнул в тюремный коридор заяц.

— Я о Боге нашем, Элвисе Пресли! Да благословит память о нем вселенная, — ответили зайцу из дальней камеры все тем же басом. — Он ли юуууу! — завыл голос, и ему дуэтом подпела собака.

Где-то в глубине тюремных коридоров раздался лязг открывающейся решетки, и грохот цокающих металлическими пластинами сапог чеканным почти строевым шагом приближался к камере зайца.

— Чего шумим? — спросил тот же грустный тюремщик?

— Элвис умирает, — простонал заяц голосом, каким можно легко просить подаяние, и при этом тебе не откажут.

Тюремщик открыл дверь и бросился в камеру к ребенку. Заяц, успевший отскочить в сторону, скривился — тюремщик был не один, а со своим коллегой гораздо моложе грустного моржа. Молодой тюремщик хоть и выглядел браво, но его слегка туповатое выражение лица вселило в зайца надежду, что все получится.

— Элвис, — затряс лежащую на кровати девочку тюремщик. — Что с тобой? Не умирай!