К тому же она не хотела ему навредить. Дракончик просто... расстроилась. И не осознавала, насколько близка к тому, чтобы разлететься на тысячу кусочков.

Он прочистил горло.

— Вероятно, по той же причине, по которой ты не сказала мне, что ты — дочь короля Ягана.

Это немного остудило её гнев. Дракайна отступила и нервно огляделась.

— Откуда вы знаете? — прошептала Танис.

«Она издевается?»

— Трактирщик сказал, что череп — королевский. У драконов только одна семья с таким статусом. Если это голова твоего брата... значит, он был Дэвином Драгомиром.

Единственным сыном короля.

Разве она не знала, что они с её отцом встречались по вопросу королевств? Или что он был знаком с её братом? Единственное, что действительно удивило Дэша, — почему они с принцессой ни разу не пересеклись при дворе во время его визитов в Индэру.

Она прикусила губу.

— О.

— О? — Дэш усмехнулся. — Это всё, что ты можешь сказать? Кстати, хватит мне выкать принцесса.

— Ты... злодей?

Он медленно моргнул.

Это должно было его разозлить, но... вместо этого позабавило.

Он не злодей.

А делал всё, что необходимо, чтобы обезопасить свой народ и защитить королевства.

Да, он был жесток. Даже безжалостен. Но когда Дэш пришёл к власти, Тринадцать Королевств тонули в крови. Никто не был в безопасности. Миллионы погибли напрасно.

Его отец заключал бесчисленные договоры, позволяя разным правителям управлять своими землями. Так поступали все короли и королевы. Но ни один трон не был по-настоящему защищён.

Дэш не жалел о том, что сделал, чтобы восстановить закон и порядок. И никогда не пожалеет.

Он установил ранее не ведомый порядок. Мир.

Если за это его считали злодеем... что ж, он мог бы этим титулом насладиться.

— Скажи мне вот что, принцесса. Когда ты покинула своё островное королевство, пересекла границу и расставила ловушку на моей земле… ты боялась?

Танис нахмурилась.

— Чего?

— Ты услышала вопрос. Несмотря на то, что единороги и драконы враждуют уже много поколений, когда ты попала в Ликордию, ты боялась, что тебя поймают?

— Ну... нет.

— И как ты думала, что с тобой сделают, если тебя обнаружат?

Танис не понимала, почему он зацепился за эту тему.

— Ничего.

— Вот именно. Никто бы не стал тебя преследовать только за то, что ты оказалась на наших землях. Тем более убивать. А теперь представь, что было бы двадцать лет назад, если бы тебя поймали в Ликордии.

— Меня бы убили, — без колебаний ответила она.

Без вариантов. Её бы растерзали. Жестоко. А потом отправили останки отцу, по частям. И никто не понёс бы за это наказания.

— Теперь, после десятилетия мира, кто-то убивает моих и твоих сородичей во сне. Я хочу знать, кто.

Танис замолчала, вспоминая, что он спросил у неё при их первой встрече.

— Так вот почему ты тогда спрашивал меня, почему я не сожгла деревню дотла?

Он кивнул.

— Ты хотела добиться справедливости за убийство брата. Я должен был убедиться, что ты добилась именно этого.

Для монстра Дэш казался удивительно здравомыслящим. Но её беспокоило другое.

— А если бы я действительно сожгла деревню?

— Думаю, ты знаешь, что бы я с тобой сделал.

Он убил бы её. Без сомнений, без сожалений.

Танис сглотнула, когда к ней вернулся страх. Он не испытывал угрызений совести за все жизни, которые отнял.

— Как ты спишь по ночам?

— Положив голову на подушку.

Это совсем не успокаивало. Как и его холодный, пронзительный взгляд. Его красота делала эту жестокость ещё более пугающей.

«Убей его».

Она должна это сделать. Ради всех королевств. Никто и никогда не мог подобраться к нему так близко. В голове снова и снова звучали слова отца и дяди:

— Кто-то должен остановить этого психопата. У него повсюду шпионы и ассасины. За любое нарушение закона он отнимает жизнь. Если бы только мы могли внедрить нашего шпиона в его замок парнокопытного и положить конец его правлению.

Но каждая попытка заканчивалась провалом. Любой, кто осмеливался поднять на него руку, погибал.

Законы Верховного Короля были жестоки, и он не делал исключений. Виновные не просто умирали — их казнили так, чтобы это стало примером для других: «Подчиняйтесь мне или умрите, умоляя о пощаде, которой не будет».