В руках слуга аккуратно держал сложенную одежду.

Никакого парадного мундира с золотым шитьём там не обнаружилось. К счастью… Выглядеть расписным пугалом мне не улыбалось. Всё было куда проще и практичнее: суконные, плотно облегающие ноги рейтузы, незатейливая холщовая рубаха и высокие сапоги для верховой езды. То, что нужно для грязной работы в конюшне и последующей муштры.

Прошка разложил вещи на кровати, выскочил из комнаты, но уже через пару минут вернулся обратно. С особой, почти благоговейной осторожностью, он пристроил рядом с одеждой длинный предмет в посеребрённых кожаных ножнах. Саблю.

Я подошёл ближе, собираясь рассмотреть, с чем придётся работать. Это было не стандартное, казённое оружие, которое видел у других офицеров. Эта сабля выглядела иначе. Её эфес, отлитый из тёмного серебра, был выполнен в виде головы сокола, а на перекрестье имелся искусно выгравированный дворянский герб — тот самый, что нашит на моей одежде.

Не в силах сдержать любопытство, я взял оружие в руки. И в тот же миг по телу пробежала странная дрожь. Внутренняя, само собой. Не было такого, чтоб меня затрясло, как от электрического разряда. Нет. Просто где-то в глубине моего естества словно волна мурашек прокатилась.

И вот, что интересно. Я не знал, что делать с этой тяжёлой, смертоносной вещью. Но мои руки… руки графа Бестужева-Рюмина, казалось, вполне понимали, как им действовать. Согласен, звучит так себе, когда у тебя разные части тела живут самостоятельной жизнью. Но тут уж как есть.

Ладонь сама собой легла на рукоять, идеально обхватив её. Вес ощущался не как чужеродная тяжесть, а как привычное, естественное продолжение руки. Не задумываясь, будто делал это тысячу раз, я плавно вытянул клинок из ножен на несколько сантиметров.

Лезвие тускло блеснуло в утреннем свете. Оно было покрыто причудливым, волнистым узором, который переливался от серого к чёрному. Булат…

Это понимание появилось в голове, словно обыденная, привычная мысль. Хотя, раньше я понятия не имел, что такое булат и как он выглядит. А вот теперь знал. Просто так. Сам по себе. Невероятно прочная и острая сталь, ценившаяся на вес золота.

'Что за чёрт…" — пронеслась тревожная мысль, — «Откуда мне это известно?»

Но уже в следующую секунду до меня дошло. Это — тело… оно помнит. Помнит, как держать оружие. И некоторые мысли, кстати, начали появляться по той же причине. Мысли, которых именно у меня быть не должно. Даже не мысли, а четкая внутренняя уверенность.

Я провёл по клинку большим пальцем, инстинктивно проверяя заточку, но тут же отдёрнул руку. Остро, как бритва. Моё родное сознание было в шоке, а вот тело действовало уверенно и спокойно, словно для него это так же естественно, как дышать.

Ах ты, Петька… Ах, засранец… Похоже ты многое скрывал даже от близких. Они-то графенка совсем беспомощным считают, а он не так просто, как кажется.

— Красавица, не правда ли, барин? — с обожанием прошептал Прошка, глядя на саблю. — Батюшка ваш, граф Алексей Кириллович, её вам на совершеннолетие подарили. Говорят, лучший клинок во всём полку.

Я молча вложил оружие обратно в ножны. Ощущение было странным: смесь страха и какого-то дикого, первобытного восторга. Лично я не умею обращаться ни с колющими, ни с режущими предметами. Но это тело, в котором мне выпала сомнительная честь оказаться, очевидно, умеет. Ну что ж… Данный факт несомненно радует.

Бурча под нос проклятия, я быстро переоделся. Проклятия, конечно, имели конкретное направление. Они относились к тому распорядку дня, по которому живут гусары. Вообще-то, в моем понимании графья по утрам изволят спать. Ну или на худой случай, могут выйти на крыльцо, окинуть графским взором двор, крикнуть девкам дворовым, чтоб принесли кулебяку…

На этапе кулебяки моя фантазия дала сбой. Собственной говоря, мечтать можно сколько угодно, от этого ситуация лучше не станет. Один черт надо собираться и топать в конюшню.

Когда я пристегнул к поясу саблю, она легла на бедро так привычно и удобно, будто была там всегда. То, что внезапно сработали инстинкты настоящего Петра Алексеевича — это сюрприз, но он мне, пожалуй, нравится.

В общем, из дома я вышел уже не в столь отвратительном настроении. Даже вроде как жизнь снова начала обретать краски.

Следующий час я, стиснув зубы, снова орудовал скребницей, а Прошка суетился рядом, подавая щётки. На хрена их надо тереть по сто раз на дню?

Когда с чисткой было покончено, гусары начали седлать коней.

И вот тут встал вопрос. Гусары, конечно, молодцы, но мне что делать с лошадью? То есть, судя по всему, предполагается, что я должен на полном скаку запрыгивать на эту мощную, движущуюся гору мышц, да ещё и в седло. А я, если что, лошадей видел пару раз в цирке, но там наше знакомство было коротким и не вдохновило никого, ни меня, ни лошадей.