— Ах, да, ревизор! — Мидир подобрал с земли ленту с красным крестом. — Сомневаюсь, что его будут искать. Кому надо, тот и сам всё поймёт, если уже не понял.

— И кто же это? — Элис заинтересованно прищурилась.

— Имя не знаю, но Полоз уверен, что при императорском дворе завёлся колдун, который и вызвал Касьяна.

— Стало быть, и про нас тот колдун знает... — Гругаш задумчиво пожевал губами. — Объединяться надо, Мидир. Враг-то у нас, получается, общий. Говори, какую виру хочешь, и отпусти нас.

— Нет такой виры... — Мидир замолчал и потряс головой. — Принесите клятву, что никто из вас — ни сам, ни через посредников, не причинит вреда мне и моим слугам — помыслами, действием или бездействием.

— Узнаю судейские замашки! — Элис заулыбалась. — Это всё, что ты хочешь?

— Нет. Ты уедешь и заберёшь с собой весь Неблагой совет.

— Куда ты хочешь нас отравить?

— Не в Сибирь, не бойся. Отправляйтесь в Петербург, отыщите этого не в меру способного колдуна и уничтожьте его. Это и будет ваша вира.

Неблагие фэйри застонали.

— Опять с места срываться?!

— Да помилуй, к чему это? Укоренились уже, прижились.

— Всем-то зачем? Одного отправить, ну, двоих!

— Двоих? — Мидир улыбнулся исключительно скверной улыбкой. — Как скажете. Только сами уж решите — кого. А остальных я здесь и похороню. Укореню навеки!

Они снова загалдели.

— Согласятся, никуда не денутся, — послышалось за плечом у Дилана. Он обернулся и увидел Хризолита.

— Вернулся уже?! — С дуба спрыгнул Анчутка, наскоро подвязывая армяк стеблем плюща. — Ты что, госпожу на полдороге бросил?

— Я её к нашей чуди проводил. — Хризолит смахнул с рукава рубашки древесную труху. — У них свои дороги — от холма к холму. По ним до моря быстрее добираться, чем змеиными тропам. А меня папенька за поясом прислал.

— Сынок, стало быть? — Анчутка смерил его насмешливым взглядом. — А скрывал с чего? Непризнанный, что ли?

Глаза Хризолита опасно сверкнули:

— Да как ты смеешь!

— Перестаньте! — вмешался Дилан. — Хватит лаяться. Ты цел? — спросил он у беса. — А где Алёна с Ивкой?

— Здесь где-то, прячутся. А твоя паутинка меня здорово выручила! Касьян как глянул! Ну, думаю, всё, отлетался. А взгляд-то весь в запутку утянуло. Только опояску сожгло. И яблоко я потерял. А ты сам запутку придумал?

— Нет, меня один гоблин научил, в Аннуине ещё. Мы дружили... То есть, я думал, что дружили, а потом оказалось, что он шпион.

— Его казнили? — спросил Хризолит.

— Затравили собаками, — Дилан прикусил губу, болью выталкивая воспоминания за дверь, в глубину памяти.

— Тихо! — шикнул Анчутка. — К согласию, вроде, пришли.

Королева выторговала три дня на сборы, после чего неблагие поочерёдно поклялись — с явной неохотой, выцеживая слова сквозь зубы.

— А кто дела будет без нас делать? — спросил гругаш. — Судить, споры разбирать?

— Так и быть, возьму эти хлопоты на себя. — Мидир поднял плащ, накинул, скрывая пояс. Цветные верёвки истончились и растаяли. — Передайте всем, чтобы с жалобами ко мне шли.

— Обдерёт он просителей, как липку, — хмыкнул Хризолит.

— Да уж, наш Мидир Гордеич своего не упустит, — кивнул Анчутка. — Заодно и хозяйство поправит.

Ограда усадьбы Ардагова покосилась, ворота треснули. Изнутри тянуло гарью и слышались протяжные причитания:

— Ох, да на кого же ты оставил меня, молодёшеньку, ох и худо будет мне, горькой сиротинушке!..

— Микентий погиб?! — ахнул Дилан.

— Да это Нихренаська напоказ убивается! — отмахнулся Анчутка. — Ничего, отлежится её муженёк в погребе месяц-другой и как новенький вылезет. Домовые-дворовые помирают только вместе с хозяйством, да и то не всегда.

Дилан сел на выступающий из земли корень. Странная получилась победа. И почему-то не утихает смутное беспокойство, точит и точит червячок сомнения... Но ведь всё закончилось! Вот и неблагие рассаживаются в своих бричках, свистит кнут, кони срываются с места...

— Дилан! Анчутка!— окликнул их Мидир. — Подите сюда.

Они подбежали к нему. Господин Ардагов, уже снова в сюртуке и накрахмаленной рубашке, протянул им пояс.

— Верните хозяину.

Хризолита, который ждал у дуба, он словно не замечал. Анчутка испуганно глянул на сияющие в сумерках самоцветы и отпрянул, спрятав руки за спину. Дилан робко принял пояс, подивившись, какой он, оказывается, лёгкий.