Она прижала подбородок к груди.

— Вы интересный. Я думала, шаманы будут более мрачными. Вы же шаман?

— А вы экстрасенс?

— Иногда, — ответила она, даже не моргнув.

— Почему вы решили, что я шаман? — спросил я, свернув в переулок.

— По глазам, — пожала она плечами. — У вас взгляд не сюда. А туда. Куда-то за грань.

— Может, я просто дальнозоркий.

Она наклонилась вперёд, опершись локтями о переднее сиденье. В зеркале я увидел её лицо — юное, но с недетским взглядом. Возраст был всего лишь её маской.

— Знаете, что самое глупое в людях? — спросила она шёпотом.

— Оптимизм?

— Они думают, что время линейно. А оно как круг на воде. Ты по ней плывёшь, думая, что это путь вперёд. А на деле — это петля.

— Или лодка без вёсел, — заметил я, глянув на её предплечье.

Она усмехнулась.

— Именно.

Мы подъехали к нужному адресу — старой кирпичной пятиэтажке с заколоченными окнами на углу первого этажа.

— Ну вот и всё, — сказала она. — Спасибо за беседу.

Она уже открыла дверь, но задержалась на пороге.

— Вы спрашивали, почему мне в таком возрасте интересно про смерть.

— Да. Обычно люди начинают читать «Бардо Тодол» далеко за тридцать. Или после тяжёлых потерь.

Она посмотрела на меня в упор. Без улыбки. Её яркие дреды показались вдруг неуместными для этого дня.

— Потому что надо быть готовым всегда. Никто не может знать, что будет завтра. Будь хоть трижды таролог. Или оракул. И даже шаман.

— А вы кто?

Она чуть склонила голову.

— Сейчас я просто пассажир. А завтра… кто знает, может, встречусь с тобой снова. Но уже в другом месте. Или в другом теле.

И вышла, легко притворив за собой дверь. Ни звука шагов. Ни взгляда назад. Только лёгкий запах чего-то пряного, как сухая трава в поле, когда всё уже отцвело.

Я уставился в зеркало. На заднем сиденье было пусто. А на коврике осталась еле заметная бусина из дерева. Я поднял её, повертел в пальцах. Может, просто украшение. А может — точка отсчёта. Начало чего-то нового. Или напоминание: всё, что ты не понял вовремя, найдёт тебя позже.***

Кинотеатр «Луч» встретил запахом пыли, железа и летнего сырого тепла.

На возвышении, на месте бывшей когда-то сцены, сидел Четвёртый Хранитель.Или не сидел, кажется, я плохо понимаю как он фиксирует себя в пространстве. Его сучковатые сухие руки-ветви лежали на коленях. Я подошёл ближе.

— Присаживайся, — сказал он. Голос его сегодня был немного хриплым и звучал, как скрипучие сосновые доски. Я сел напротив на какой-то пустой ящик. Несколько секунд мы молчали.

— Лоскотуха ушла, — сказал я. — Разлом закрылся. Прохода в Навь в этом месте больше нет. А я чувствую пустоту внутри. Почему-то нет никакого облегчения.

— Потому что пустота может быть началом, — тихо ответил он. — Иногда это точка отсчёта. Как минус бесконечность. Помнишь, в школе проходили?

— Ну не самый любимый предмет, если честно. — ответил я уклончиво. — Мне кажется, что там, во время ритуала с Лоскотухой, что-то прошло не так.

— На самом деле, никто не знает, как должно быть с сущностями её уровня. Это ещё не считая того, что за последние лет сто пятьдесят никто не пытался пробиться оттуда к нам, в Явь.

— Тогда может быть, вы в курсе. Что со мной? Почему я не чувствую себя до конца собой?

Он поднял руку, которая напоминала корень, вытянутый из земли.

— Ты пересёк грань. Не ту, что между мирами. А ту, что у тебя внутри.Ты был человеком. Потом стал шаманом. Возможно, слишком быстро. Мне кажется, что теперь ты нечто другое.

— Очень это неприятно и непривычно. Я хочу быть просто собой.

— А кто ты сам?

— Рулевой Стас, — усмехнулся я.

— Но кто ты на самом деле?

Я не знал, что ответить. Мне казалось, что меня стало слишком много, и, одновременно, слишком мало. Как будто моя душа размывается дождём по лобовому стеклу.

— Всё, что ты потерял, — продолжил Хранитель, — ты отдал добровольно. Чтобы спасти других. Это делает тебя сильным. Но, в то же время уязвимым. Потому что теперь ты не в равновесии.