Когда дверь камеры шумно захлопнулась за моей спиной, я обнаружил Виктора Ивановича сидящим на том же месте, что и утром.

— Ну что там со светлым будущим? — спросил он, не поворачивая головы.

— Нормально вроде. Адвокат приходил. Говорит, что знакомился с делом. Нет там ни тела, ни заявлений. А потому есть вероятность, что ночевать сегодня буду в другом месте.

Виктор Иванович наконец взглянул на меня и, к моему удивлению, хлопнул в ладоши — тихо, как-то по стариковски что ли, с какой-то искренней теплотой.

— Ну вот и хорошо. Нет тела — нет дела. Классика. Везёт тебе, парень. Но хочу заметить: если тебя сюда подтянули — значит, это кому-то нужно. Есть мысли? Если есть — дам бесплатный совет: держи их при себе. — сказал он и с улыбкой подмигнул.

— Благодарю.

Альберт - Эйнар оживился на своей шконке:

— Так ты прямо сегодня отчалишь?

— Адвокат говорит, что займётся мной вплотную сейчас.

Альберт залез куда-то под подушку, долго там копался, потом вытащил маленький тонкий клочок кожи.

— На, держи. Это тебе, так сказать, символ. Я сам не до конца понимаю, откуда он. Но появился у меня после утисеты. Тот, кто знает, тот поймёт. Остальные просто не заметят. У меня таких два было. Один я себе оставил. А второй нужно передать в правильные руки. И эти руки, думаю, твои.

Я взял тонкий листок. На нём было что-то не совсем понятное. Если смотреть прямо — виден символ, похожий на тройной треугольник Валькнут. Если чуть повернуть — кажется, что там треугольник, вписанный в круг, с неровной линией, уходящей вниз. А ещё довольно странным был и сам способ изображения — как будто начертан не рукой, а когтем. Символ выглядел не случайным.

— Не знаю, что с этим делать, но спасибо.В глубине души я понимал, что в этом клочке кожи — не просто рисунок. Что-то в нём отзывалось во мне, хоть и тихо. Как будто он знал меня раньше, чем я его увидел.

— Ты ведь всё ещё не до конца понимаешь, что такое утисета? — тихо спросил Альберт, глядя на меня в упор.

— Да что там не совсем, — признался я. — Почти никак не понимаю.

— Утисета — это не просто тупо сидение в лесу. Это, как бы сказать, прощание с шумом. Поясню тебе ещё раз: ты уходишь туда, где нет звуков города, людей, даже твоих. Садишься. И сидишь. Пока не замолчишь. Не в смысле рот закрыл и доволен, можно уходить. Нет — замолчишь внутри. Когда внутри станет по-настоящему тихо — ты начнёшь слышать. Может быть только шорох. Или запах. Или звук шагов.

Он говорил спокойно, без пафоса, но с удивительной странной убеждённостью, которую невозможно подделать.

— У всех всё заканчивается по-разному. К одним приходит некто, к другим— нет. Иногда появляется совсем не то, что ты ожидал. Но если что-то появляется… — он показал на лист кожи, — …тогда вот такие штуки остаются рядом. Или имена. Или слова, которых ты раньше не знал. Но теперь знаешь, и знаешь, что они твои.

— Эйнар, твои загадки сегодня кажутся слишком сложными. Иногда приходят, иногда нет. Это же не лотерея спортлото. Если у меня шансов мало — нет смысла всё это затевать.

— Стас, ладно, скажу прямо. Утисета как ритуал помогает призвать твоего духа-хранителя. Или кого-то типа него. Зависит от того, во что ты веришь.— Ну вот ты сказал ритуал. А это значит нужна чёткая последовательность действий, а не пойди не знаю куда, принести то, не знаю что. — ответил я ему. Мутная беседа начала меня слегка напрягать. — Если есть что сказать конкретно — говори. На этом твоём важном листике инструкция не написана.Альберт некоторое время молча хлопал глазами, глядя на меня. Потом сказал:— Я, кажется, понял. Слушай, — и начал быстро шептать, наклонясь ближе к моему уху....Информация была дельной — если, конечно, я бы решился на эту сомнительную процедуру. В тоже время, с одной стороны я совершенно ничего не теряю, с другой — могу приобрести кое-что действительно важное.— Ладно, понял. — сказал я, выслушав пространные объяснения Эйнара. — Только вопрос у меня есть. Как твой дух-хранитель допустил, что ты оказался на этой шконке?— Он не только это допустил, он сюда и привёл. — серьёзно ответил Альберт. — Для того, чтобы передать тебе этот кусочек кожи. Я его, между прочим, за щекой пронёс.— Спасибо, — проговорил я не спеша. — что сообщил. Как только попаду домой — сразу же его постираю.Альберт так гулко и заразительно засмеялся, что я присоединился. Он успокоился, отдышался и тихо добавил:

— Я скоро тоже выйду. Надеюсь, что через пару дней. Вот мой номер. Есть чем записать? И свои цифры черкни. Я всегда на связи.

Кивнул в ответ. Удивительно, но я даже начал к нему привыкать. Обведя взглядом камеру, заметил, что Виктор Иванович внимательно на меня смотрит:

— Не забудь, Стас. Свобода — это не когда ты телом снаружи. Свобода — это то, что у тебя внутри. А если внутри тебя война — хоть три паспорта на руках имей, ты всё равно в клетке.

— Интересная теория. Постараюсь запомнить, — сказал я, убирая маленький листик кожи в карман.

— Ну, и смотри, — Виктор Иванович поднялся, потянулся, — если вдруг опять попадёшь в дурную компанию — сразу просись к нам. У нас всегда весело.Я усмехнулся.

— Учту. Но лучше уж вы к нам.

В этот момент замок в двери щёлкнул. Надзиратель заглянул внутрь.

— Каримов. С вещами на выход.

Я поднялся. В груди появилось странное чувство. Альберт встал, подошёл, неожиданно обнял на секунду. Пахнуло табаком и йодом.

— Будь. Просто будь.

Я кивнул. Виктор Иванович не обнимал. Только протянул руку — пожать. Крепко. Один раз.