Но даже самые нелепые версии принимались с азартом, а к вечеру весь аэродром спорил, правда ли, что Лёха спасал госпиталь от злобных инопланетян, ибо красочное описание Дарта Вейдера с красным светящимся световым мечом и Тёмной стороной Силы потрясло коллектив.

В какой-то момент ему надоело. Он махнул рукой, отполз от офицеров и солдат, как раненый партизан в тыл леса, и осел в курилке — за ангаром, в приятной тени, где пахло горячей землёй, авиационным бензином и вчерашними махорочными окурками.

Раненное полужопие, всё ещё страдающее от меткости итальянского стрелка, он аккуратно устроил на деревянный ящик, в котором приехала гуманитарная помощь испанскому народу с надписью: ФАБ-50 — 2 шт. — Брутто 142 кг — Партия № 11–36 — ВЗРЫВООПАСНО — из Советского Союза.

Лёха усмехнулся, покачал головой, вспомнил симпатичного доктора и подумал, что табличку «Fumar Prohibido» — точно такую же, как в госпитальной курилке, — надо где-нибудь позаимствовать и обязательно повесить здесь. Для красоты. И совсем немножко для памяти.

Курить он пытался бросить в очередной раз и теперь просто сидел, наслаждаясь тишиной в тени ангара. Слушал редкие звуки — где-то шипел компрессор, хлопали двери мастерской, смеялись техники. А тут, в этой тени, царило почти монастырское спокойствие.

Лёха выдохнул и ощутил: впервые за последнее время он никуда не торопился.

* * *

И тут в курилку, размеренной походкой уверенного в себе человека, из-за угла ангара зарулил персонаж, которого Лёха в эти минуты мечтал увидеть меньше всего. Товарищ Кишиненко. То ли лихой кавалерист, то ли пехотинец без страха и упрёка — Лёха всё время их путал, а сам Кишиненко никогда не спешил с уточнениями, словно наслаждаясь этим туманом военной славы.

Замполит, к удивлению, был не просто трезв, но и настроен удивительно добродушно. Без своей обычной суровой складки между бровями он неспешно приблизился, повёл плечами, прокашлялся, словно разминаясь перед политбеседой, и с неожиданной теплотой кивнул Лёхе, будто перед ним был не подозрительный лётчик с фингалом и ранением в зад, а дорогой сердцу боевой товарищ.

— Ну что, герой неба, — начал он весело, усаживаясь на перевёрнутый ящик рядом, — опять курим? А потом идём строить испанцам коммунизм дальше?

— Бросаем. В очередной раз, — согласился с начальством Лёха. Он уже чувствовал, что просто так разговор не обойдётся.

— Что, капля никотина убивает лошадь? — пошутил замполит, как будто зная предысторию появления украшения на Лёхиной физиономии, и кивнул на бланш под глазом попаданца.

— Соглашусь с вами, товарищ капитан! Какие-то нежизнеспособные зверюги получились, — грустно вспомнил Лёха и жаркую ночь, и сверкающий блеск несущегося на полной скорости подноса. — Хомяков вообще, говорят, разрывает на куски.

* * *

Чтобы не нарываться на политическую лекцию о сущности классовой борьбы, Лёха решил проявить осторожную дипломатичность. А точнее — хитрый лисий нюх на настроение начальства. Замполит Кишиненко сегодня был редкостно миролюбив, и Лёха решил, что момент подходящий, чтобы не только избежать нотаций, но и немного подмаслить политрука.

Он закинул раненую ногу на деревянный ящик с надписью «ФАБ-50. Партия №11–36» и с самым заинтересованным видом спросил:

— Товарищ Кишиненко, вы же ведь в лошадях разбираетесь?

Нет, он, конечно, видел их — и не раз.

Но, как истинный городской житель, Лёха лошадей побаивался — не то чтобы до паники, но до дрыжиков в коленках вполне.

Ухаживая за одной страстной поклонницей верховой езды, он повёл себя как настоящий городской герой. Видя, как нимфеточное создание пихает здоровенного коня в стойло, кормит его яблоком и, ругая, шлёпает его игрушечным прутиком — Лёха испытывал первобытный ужас.

Стиснув зубы, он обул сапоги, надел каску для верховой езды (входящую, кстати, в стоимость обучения), взгромоздился на унылую и меланхоличную кобылу и даже прошёлся по манежу неторопливым шагом, отбивая себе всё, что отбивается, включая самооценку. Но как только по команде инструкторши лошадь перешла с шага на рысь, Лёха окончательно утвердился в мысли, что два колеса и мотор между ними — это и есть вершина эволюции средств передвижения…

С тех пор познания нашего героя о лошадях не сильно продвинулись вперёд, он был уверен, что кони бывают злые, у них есть грива, хвост и бывает какое-то отношение к кавалерии. Чем он не преминул и воспользоваться в беседе. Всё остальное казалось ему туманным и сильно подозрительным.