Его крылья, некогда жалкие и обгорелые, расправились, пылая, как два лесных пожара. Сила вернулась к нему, даже превзошла прежний уровень: энергия, что содержалась внутри тела Байгу, обычно составляет не более четверти от того объема, что содержится в его мире.

И хотя вчетверо сильнее Мур не стал, хотя бы из-за того, что навыки использования мировой ауры были им безвозвратно утрачены вместе с разумом, грубой мощи в нем действительно теперь было больше, чем в Семургдалионе.

Но в его глазах по-прежнему не было разума. Только пустота и пламя.

Куски мира отрывались и улетали в Пустоту. Я наблюдал, как рушится то, что когда-то было неприступной крепостью Семургдалиона.

Мур опустил голову и тыкнулся клювом мне в висок, словно благодарил. Или просил еще. Его дыхание обжигало даже сквозь одежду.

— Ладно, ладно, — я потрепал его по шее, ощущая под пальцами раскаленные перья. — Теперь ты мой, не бойся, не обделю.

В этот момент из-за спины раздался голос Воффарин:

— Ты просил.

Она стояла в нескольких шагах, держа в руках пару серых браслетов — так выглядела моя броня в неактивной форме.

Я взял браслеты, вдел в них руки, сначала проверил работу режима укрепления, а потом, вздрогнув от предвкушения, активировал истинную форму этих доспехов.

Теперь, достигнув пика силы, я мог без особого труда использовать ее, хотя огромный вес брони ощущался до сих пор. Броня, созданны Дарвой, холодила, несмотря на адское пекло вокруг. Ее поверхность переливалась, как чешуя дракона — то черная, то золотая, в зависимости от угла зрения. Нагрудник был украшен узором из сплетенных рун.

— Спасибо, — кивнул я, вновь возвращая броне вид браслетов.

Мур и Рейн, взлетевшие с моих рук в момент активации доспеха, опустились обратно, выражая свое недовольство шипением и кряканьем.

Воффарин тем временем молча смотрела на разрушающийся мир.

— Красиво, — наконец сказала она.

Я хмыкнул.

— Разрушение всегда красиво.

Подошедшие Бенингируда и Золотая Челюсть, однако, не были так воодушевлены.

— Ты играешь с огнём, Пожиратель, — голос Золотой Челюсти напоминал скрежет тектонических плит. — Ладно разрушение Единства, ладно смерть Семургдалиона и Умсы, но разрушение Лавовой Феи было совершенно необязательно. Теперь защитная сеть истончится еще быстрее, чем мы рассчитывали. Шести лет у нас нет. Три. Может четыре, если звёзды сойдутся удачно.

— Запомнил, — я намеренно сделал паузу, наблюдая, как троица напрягается в ожидании. — Теперь — Оплот Вечной Тьмы. Умса следующий на очереди. Как и его мир.

Реакция Бенингируды превзошла все ожидания. Она в секунду приняла истинную форму, ее щупальца взвились вверх на многие километры, а Закон вспыхнул с такой силой, что один из соседних миров раскололся надвое.

— Ты СЛЕПОЙ ЧЕРВЬ! — её голос разорвал тишину, как меч — плоть. — Мы поддерживали баланс! Укрепляли границы! А ты за несколько дней рушишь то, что создавалось столькими усилиями!

Я позволил её гневу выдохнуться, а потом спокойно ответил:

— Теперь вы понимаете, каково было мне. Когда ваши игры стоили мне всего.

Тишина повисла тяжёлым покрывалом. Даже эхо крика Бенингируды замерло, будто испугавшись нарушить этот момент. Воффарин не двигалась — застыла, как картина в музее. Золотая Челюсть играл желваками, переводя взгляд с меня на Бенингируду и обратно.

А сама она, провисев в пустоте в форме огромного осьминога с полминуты, вернулась в человеческий облик и опустила голову, не смея взглянуть мне в глаза. Я повернулся в сторону мира Умсы.

— Идём, — я не оставил места для дискуссий. — Сколько бы времени у нас ни осталось, я не собираюсь тратить его на споры.

Никто не возразил. Но в их молчании читалось больше, чем могли бы выразить любые слова.

###

Оплот Вечной Тьмы встретил нас мертвой тишиной, нарушаемой лишь хрустом пепла под ногами.

Черные башни из полированного обсидиана вздымались к небу, их острые шпили пронзали плотные облака фиолетового тумана, нависшего над этим местом.