— И что вы сделали?

— Сказала ей, как есть, чтобы бросала этого кобеля и возвращалась. А она начала реветь, что любит его — сил нет. Ну, я и сказала ей, что она идиотка. На том и разошлись.

Быстро вспыхнувшее самодовольство померкло, взгляд Вайноны потемнел. Она снова уставилась в пространство, и вся живость выпарилась из ее фигуры, оставляя дрожащую взвинченность.

— А потом пришли констебли, сказали, что она умерла. Вот и сказочке конец. И не пожила нормально, и умерла не пойми как.

— А вам не сообщали подробности? Как именно она умерла, например.

Вайнона только плечами повела и вновь застыла изваянием, заперлась в себе.

— Мне достаточно того, что ее просто больше нет, — отрезала она и вновь наполнила свой стакан. Махнула графином в сторону Ирвина, но тот лишь головой покачал.

Элль же стояла возле плакальщиц. Женщины не торопились возвращаться на свое место и утешать заказчицу. Когда девушка подошла, они вполголоса перешучивались и перетирали кому-то кости. Вблизи торговки скорбью и слезами выглядели еще печальнее, напоминали вытащенных из сундука кукол, наспех сшитых из ветоши. Всклокоченные седые волосы, испещренные морщинами лица, непроходящие синяки и мешки под глазами. От обеих несло луком, как они ни старались забрызгать этот аромат дешевыми цветочными духами.

— Извините, — обратилась Элль.

— Сигареток нет, это последние, — тут же сказала плакальщица, стоявшая к ней ближе.

— Да и дешмань ты такую даже в руки не возьмешь, — хмыкнула ее напарница, рассматривая плотную мантию и перчатки с вышивкой.

— Я просто хотела спросить вас. Вы что-то знаете про женщину, которая тут умерла?

Плакальщицы переглянулись и прыснули со смеху.

— Умерла, — сказала первая.

— И упокоится с миром, жертва жестокой любви, — подхватила вторая нараспев.

— Не она первая — не она последняя.

От их веселья Элль стало тошно. Захотелось выхватить самую едкую, ядовитую нить из струйки сигаретного дыма и прошить ею тела женщин. Она тут же отогнала эту мысль. Даже мыслить о таком было нельзя. Долг алхимиков — смирять свои порывы, контролировать силу, чтобы не давать повода даже думать о том, что Реджис мог быть прав. Не использовать магию без необходимости, не воздействовать на других людей, если это не предусмотрено должностной инструкцией.

От повторения всех этих «не» гнев постепенно потух.

— А много в последнее время таких, как сегодняшняя?

Женщины опять переглянулись и обменялись усмешками.

— Наше дело оплакивать.

— А не перепись смертей вести.

— И неужели ни одна маленькая деталь не привлекла ваше внимание? — раздался голос Ирвина. Молодой человек подошел к ним, одаривая каждую ослепительной улыбкой. В его пальцах маняще мерцала серебром монета. Отблески металла сверкнули в глазах плакальщиц.

— Ну, как вам сказать.

Ирвин шевельнул пальцами, и монета скрылась в сжатом кулаке. Заклинатель воды перевернул руку и раскрыл ладонь вверх — вместо одной монеты там оказался приличный гонорар, на который можно было неплохо пообедать в центре. Женщины даже облизнулись.

— Ну, — сказала первая плакальщица. — В нашем районе такое не редкость. Ну, знаете, когда мужья жен укокошивают, из ревности или если ребенок от другого.

— Но мы слышали, что такое сейчас по всему городу, да.

— И у нас, и в других районах.

— Как будто людям больше заняться нечем.

Они переглянулись и синхронно кивнули, как будто ставя точку в этом сумбурном докладе.

— А про любовные зелья вы что-то слышали? — спросила Элоиза. Плакальщицы колко глянули на нее и поджали губы.

— Нас такое не касается.

— И касаться не должно.

— Спасибо, красавицы, — только и сказал Ирвин. Он подцепил Элль за локоток и повел прочь от скорбящих. Плакальщицы дождались, когда они пройдут вперед, и заняли свои места за столом с Вайноной.

Когда Ирвин с Элоизой завернули за угол, застойные тихие сумерки содрогнулись от надсадных рыданий и воя.

Чем дальше оставались трущобы, тем сильнее Элль казалось, что она извалялась в грязи с ног до головы. Даже от волос пахло смесью тухлой воды и дешевых сигарет. Она не была частой гостьей в таких районах, да и в целом старалась без острой необходимости — или прямого приказа Летиции — не общаться с людьми. По телу разлилось зудящее желание добраться до главы «Саламандр» и в конце концов выяснить, к чему весь этот цирк.