Ирвин рывком сел на диване. Шея онемела и не давала как следует дернуться, чтобы вытрясти из тела скопившееся напряжение. Ирв глянул на часы — утро только вступило в свои глаза. Детектив тяжело вздохнул, попробовал улечься, но уже через несколько секунд злобных ворочаний поднялся. Взял куртку и ключи и вышел в объятия сонного города. По его прикидкам, в участке никого не было. Значит, можно было влезть в архив и попытаться узнать, кто тогда его убил.

— Почему мой кабинет занят? — Элоиза не видела лица Эллиота, но готова была поклясться, что мужчина закатил глаза с такой силой, что при желании мог бы рассмотреть свои зубы мудрости.

Она снова провела беспокойную ночь, болтаясь между сном и явью, а когда за окном забрезжил рассвет, решила немного поработать. Хоть Летиция и освободила ее от работы в лаборатории, рутина успокаивала. Перебирать ингредиенты, разрабатывать новые формулы — Элоиза была сильна в этом, и даже находила извращенное удовольствие в том, чтобы наслаивать свойства компонентов друг на друга, пока не получится нужный результат. Так некоторые люди успокаивались, вышивая крестиком, в то время как другие рисковали выколоть иглой глаз или ненароком убить соседа-вышивальщика.

Эллиот замер, будто размышлял, стоит ли одаривать девушку — по его мнению, зазнавшуюся выскочку — своим концентрированным вниманием, но все-таки развернулся. Смерил Элль снисходительным взглядом и жалостливо поджал губы.

— Госпожа Верс приказала освободить тебя от работы и любыми способами пресекать твои попытки заняться ею. Хочет, чтобы ты приберегла силы для чего-то очень важного. Советую прислушаться к ее пожеланиям, если не хочешь, чтобы я поделился этой маленькой сплетней с остальными девочками.

Выразительный взмах светлых ресниц красноречиво поставил точку. Элль поджала губы, изо всех сил сдерживая желание поспорить. Целитель же улыбнулся, упиваясь ее беспомощностью перед его железобетонным «нет», а потом, выдержав небольшую паузу, потрепал девушку по плечу.

— Если тебе так хочется чем-то себя занять, то можешь помочь в храме. А потом сходи… Ну, не знаю. Попей кофе на набережной, посмотри, купи модный журнал, посмотри, в чем ходят в этом сезоне. А то выглядишь, как…

— Как служительница храма, — парировала Элль, стряхивая его руку.

— Кстати, — окликнул ее Эллиот, когда она уже направилась в сторону храмовой части. — Что за молодого человека к тебе приставил доблестный капитан Ган? Летиция сказала, что он жутко хорош собой.

— Наверное, — пожала плечами Элль. — Понятия не имею, каких парней сегодня считают привлекательными.

Она с тоской оглядела лабораторию, где во всю кипела работа. Женщины и девушки разговаривали, обменивались папками с записями и наблюдениями, парочками выходили на перекур во внутренний двор. Элоиза так и стояла в коридоре, чувствуя себя призраком. Вот, ее отрезали от занятия, которое делало ее существование хоть сколько-то выносимым в промежутках между беспокойным сном, штудированием книг и беготней по заданиям Летиции, а жизнь не остановилась. Лаборатория продолжала работать также неумолимо и задорно, как огонь в лампах разгорался после того, как его потревожит порыв ветра. Из рук в руки кочевали папки с ее заметками, их передавали в разные кабинеты, перераспределяя ее наработки, ее идеи: духи, крема, помады, съедобные драже. Взглянув на записи, работницы лаборатории качали головами, усмехались, переглядывались, но никто не пытался найти взглядом Элль. Словно ее и не существовало никогда.

Стало тошно. Как при звуке слов: «Прости, дело не в тебе». Элль мазнула ладонью по лицу, стирая жжение, наполнившее глаза, натянула пониже капюшон и быстрым чеканным шагом направилась в храмовую часть.

Несмотря на ранний час, там уже разложили подушки, чтобы все желающие могли устроиться поудобнее и, в попытках разглядеть лик Рошанны под вуалью, отпускали свои горести.

Несколько служительниц в таких же низко надвинутых капюшонах меняли свечи в подвесных лампадах. Доставали огарки, вставляли промасленные деревянные лучины и заливали их еще теплым пахучим воском. Элль достала из ящика на стеллаже коробочку с благовониями и принялась пополнять запасы возле входа.

Летиция беспокоилась о душах своих подопечных и чередовала их смены в лаборатории со службами в храме. Везде соломку подстилала и себе, и им.

Первые посетители храма, сидевшие в первом ряду, напевали молитвы, кто-то просто мычал себе под нос и покачивался из стороны в сторону. Получалось бодро и почти не скорбно. Наверное, этим Рошанна особенно нравилась Элль из всех Дремлющих Богов. Она не сдавалась. Не опускала руки. Она со страстью на грани ярости стремилась изменить мир вокруг себя, нарушая старые законы, не мирилась с последствиями, а стремилась исправить ошибки. В этом было что-то вдохновляющее, не дающее преисполниться жалости к себе и опустить руки, ведь Рошанна этого не сделала. Также не сдались и взращенные ею алхимики, пережили Чистки, пережили несправедливость.

«Так отчего же ты жалеешь себя?» — насмешливо поинтересовался внутренний голос, который Элль тут же поспешила заткнуть. С гулким постукиванием конусы благовоний перекатились в розовую плетеную корзину. В носу зачесалось от пыльного запаха сушеных розовых лепестков.

Элль зажала нос и сделала несколько размеренных вдохов через рот. На долю секунды это помогло, но в следующее мгновение зуд снова стал невыносимым. Она судорожно глотнула воздуха, все тело напряглось, и вдруг… каждая мышца расслабилась, а легкие наполнил тонкий аромат мяты. Элль повернулась на запах и увидела еще одну служительницу, протягивающую ей надушенный платок.