Она выпустила девушку из полуобъятий и направилась к столу. Элоиза обернулась следом.

— Ты же сказала, что мы попытаемся найти решение… Лекарство, — напомнила она.

Летиция перегнулась через стол и открыла серебряную шкатулку для сигарет. Достала две, тонко пахнущие розой.

— Да, год назад, — согласилась она. — Но я подумала… Знаешь, тот момент, что твое сердце глухо к этой всей романтической чуши нам даже на руку. Человек, не способный влюбиться, который думает строго головой — вот, что нужно «Саламандрам». Я подумала об этом еще вчера, когда Джеймс попросил нас приехать, и обсудила бы с тобой, но тебя опять носило в поисках любви, которая растопит твое сердце.

— Я не…

— Если бы ты просто искала приключений на одну ночь, то вернулась бы сюда с гордостью, а не кралась бы, как обнесшая пекарню крыса, — жестко заявила Летиция и протянула Элль сигарету. Вздохнула, как будто эта отповедь отняла у нее слишком много сил. — Ну, вот… испортила сюрприз. Я сначала хотела рассказать тебе все вчера, но потом решила, что будет лучше, если ты сперва найдешь Доминика и докажешь, что я точно могу на тебя положиться.

Элль даже не знала, что сказать. Рот, легкие, голова — все наполнилось словами, вопросами, междометиями, но она не могла издать ни звука. Она слушала Летицию, и чувствовала себя лягушкой, прибитой к камню водопадом. Все новые и новые факты обрушивались на нее, а она не могла даже пошевелиться, чтобы спастись от их чугунного веса и жалящих ударов. Только крутила в пальцах сигарету, тонкая бумага размокла от нервных прикосновений.

— В общем, ты меня услышала. Приведи моего сына живым и здоровым до того, как его поймает полиция, и будет тебе счастье, а всем нам — покой. Дальше я разберусь. У тебя времени до Карнавала.

Розоватый дым щипал глаза и щекотал нос. А может, дело было в гневе, который снова начал закипать в груди Элль, заполняя гулкую пустоту, что затаилась под ребрами. Стало тяжело дышать. Кровь с жаром хлынула к лицу, ударила в голову так, что если бы Элль сделала шаг, то ее бы повело, как после третьего бокала.

— А мое мнение ты спросить не хотела? — выдавила она наконец. В горле заскреблось, как будто она выкрикнула эти слова, вкладывая в них всю силу, все возможности своих легких. Но то была лишь ее фантазия. Никто в здравом уме не посмел бы повысить голос на Летицию.

Женщина взглянула на свою протеже с откровенно оскорбленным видом и отчеканила.

— Любой мечтал бы оказаться на твоем месте, Элли. А теперь отдыхай. У тебя много дел.

Элль развернулась на каблуках и направилась к выходу. Летиция крикнула ей вслед.

— Твои зелья я передала Розе и Бьянке. Они показали очень неплохие результаты в этом месяце, так что не переломятся.

Элль угукнула и вышла в темноту коридора. Шея чесалась и горела, как будто на ней затянули петлю.

Ирвин вошел в квартиру, стянул куртку, не зажигая свет. Сквозь стекла окон лилось рассеянное свечение уличных фонарей. Казалось, достаточно протянуть руку, и пальцы пройдут сквозь белое кисейное сияние, как через утренний туман.

Молодой человек прошел на кухню и принялся все в тех же потемках опустошать запасы еды. Подсохший сыр, хлеб, масло, остатки джема на дне банок. Все это запивал большими глотками вина и все никак не мог насытиться. Ему было мало. Хотелось снова и снова почувствовать разливающийся по языку вкус, прокатывающуюся по горлу прохладу, ощутить насыщение. Почувствовать себя по-настоящему живым.

Под прикрытыми веками мерцали события прошедших суток. Прохладная морось, оседающая на волосах и коже, гомон наполненных людьми улиц, острая горечь чужой скорби, отзывающаяся резью в груди, теплая мягкость чужой кожи. Ирвин напитался ощущениями, как губка, его распирало от них, и тут же становилось мало.

— Не увлекайся, а то надорвешься, — раздался насмешливый голос из гостиной. Ирвин подскочил, выпуская из рук стакан.

Лязгнуло стекло, отозвались перезвоном разлетающиеся по кухне осколки. Ирв обернулся и увидел, как в арке, ведущей в гостиную, от тени отделяется долговязый силуэт. Ночной гость не спешил показывать свое лицо, но это было и не нужно.

— Прости, — проговорил заклинатель воды, тяжело дыша.

Собеседник отмахнулся, будто прощая ребенку невинный проступок.

— Просто будь осторожнее. Вернуть тебя с того света было непросто, — хмыкнул гость. — Было бы обидно, если бы все усилия оказались потрачены впустую, просто потому что ты решил наесться плесневелого хлеба.

— Я понимаю, — торопливо произнес заклинатель воды. Ему показалось, или в неверном свете Феррис его кожа снова приобрела землистый оттенок и покрылась синюшными пятнами, как будто кто-то пролил чернила на пергамент. Ирвин усиленно заморгал, и видение исчезло, оставляя после себя только скребущееся беспокойство. Даже страх. Страх снова умереть, оказаться в небытии, без желаний, без воли, в окружении орущей толпы собственных мыслей.

Ирвин сдавленно вздохнул и произнес, будто в свою защиту: