Эйдан бывал проездом в «Скай-Парках» вблизи Нордейла, видел, как у людей от близости полета тряслись поджилки. В прямом смысле. У одних подкашивались колени, другие цеплялись за столбы или инструкторов, скулили, голосили, матерились.

Хелена молчала. Её застывшее выражение лица ничего не выражало. Разве что сухость – скупую эмоциональную сухость, выгорание. Но близость смерти обычно стирала и это.

– Я могу подготовить оборудование и проверить его. Но толкать тебя вниз я не буду, уговаривать на прыжок тоже. Это противоречит…

– … твоим алгоритмам. Я понимаю. – Она сама закончила фразу. – Можешь отойти. Меня не нужно уговаривать. Я прыгну. Немножко постою… и прыгну.

Ллен подумал о том, что, если она этого не сделает, он не разочаруется.

Но, если сделает, он восхитится.

По-человечески и очень по-настоящему.

Хелена

Она думала о том, что, возможно, совершает самую большую ошибку сейчас. Может, это её последние минуты? Если так, то винить робота не в чем – он просто машина. К тому же обвинить кого-то она попросту не успеет, если убьётся, а при такой глубине вероятность почти стопроцентная.

Каждый выбирает, как ему жить.

Если сегодня она оказалась здесь, значит, это её собственный выбор. Всё в порядке. Хелена вообще старалась никого не винить, кроме себя, да и себя больше не хотелось.

Она вспоминала Микаэля, его фразу о «друзьях», свою реакцию на неё. Разбитую о стену тарелку, подступившие слёзы.

Пришла пора что-то менять – возможно, это как раз шаг в верном направлении, выход из зоны комфорта.

«Да уж. Категоричный выход. Сразу с места в карьер…»

Чем больше ждёшь, тем страшнее.

Она не стала разбегаться, изобретать финты, выпендриваться – перед кем? – просто шагнула с края вниз.

Да, в этот самый момент ей было страшно, как никогда. Потому что это черта, когда ты по-настоящему не знаешь, что будет дальше. Всё в руках судьбы. Полная беспомощность, и не парение, а ад…

Ветер ударил по лицу, по ушам, несмотря на шлем, под дых. Хотелось не парить птицей, как рассказывали многие, но исчезнуть из небытия, свернуться каралькой, хотелось, чтобы этот ужас завершился. Вроде бы, пара секунд, но ужаса полные штаны. Неразбериха, непонимание своих ощущений, паника. А после рывок вверх – это случилось, когда веревка натянулась до максимума. И вот тогда напряглись сосуды в голове, ощутил стресс позвоночник.

Всё… Всё… Она уже болтается вверх-вниз…

Она не разбилась, можно выдохнуть.

Что он говорил ей перед стартом? Что-то рассказывал про необходимость подтянуться, разжать один карабин, чтобы тело перевернулось, чтобы голова вернула привычное вертикальное положение.

Хелена напряглась.

Вращался мир, плавно подпрыгивала до сих пор по инерции верёвка, и её тело вместе с ней. Качался мир.

Подтянуться удалось не без труда. Щёлк!

И она висит над пропастью вниз ногами – чудо.

Стало легче.

Никогда ни до, ни после она не испытывала такого чудовищного страха, не стояла на грани жизни и смерти, хотя смерть, может, и рядом «не валялась», если крепление сделано на совесть. Но ведь ощущения…

И только сейчас спустя сколько-то секунд она стала выдыхать.

Она сделала это.

Сделала.

Ущелье с этой точки выглядело необычным, красивым. Внизу дно, речка, камни; по стенам росли редкие кусты, даже цеплялись корнями деревья.

Ей хватало уже того, что отступал страх, что жуткое позади.

Но вдруг стало хорошо. Неожиданно и широко хорошо. Дернулась верёвка – начал «подъём» наверх Аш Три. Рывок. Пауза. Еще рывок. Как на лифте.

А ей стало в кайф болтаться неизвестно где – пусть он тянет медленно. Она слишком давно не наблюдала живописные виды, не ощущала себя живой. Пустой и наполненной одновременно, удивительно спокойной, умиротворенной. Как человек, вернувшийся домой с войны. Как человек не потрепанный и не убитый, но выполнивший миссию.

Как красиво жить…

То были минуты её триумфа.

Еще чуть-чуть вверх – спасибо, робот. Еще чуть-чуть. Парение, веса как будто нет – его амортизировал канат. Хелене казалось, она побывала в бою – как специалист, как спецназ. Жизнь наполнилась выпуклыми образами, глубиной и смыслом. То был момент, который хотелось растягивать в бесконечность.

Почему смыслов не было раньше? Ведь это так просто.

Быть собой, делать то, что нравится, чувствовать себя победителем, героем, молодцом.

Почему раньше она совершала пустые вещи, хотя могла вкладывать усилия во что-то стоящее?