Шрифт:
Он шагал босой и в трусах по улице, по сырому асфальту. Дождь перестал, и Эйдан никак не мог понять – нельзя было открыть портал сразу к нему в квартиру? Почему на проспект? Люди отворачивались от странного ходока, как от проклятого, словно молчаливо упрекали – «ты всё сделал не так, ты всё провалил».
– Миссия завершена… успешно, – процедил Ллен сквозь зубы, зная, что Дрейк услышит эту фразу из закольцованного «кармана» так же хорошо, как и из любой другой точки пространства.
«Успешно» – для кого? Для Каазу?
Вот только не для него лично.
Конечно, нужно было сходить в Реактор, доложить обо всём официально, но он не хотел, не сейчас.
Потому что Начальник заберёт кольцо – единственную нить, ведущую назад.
В квартире было пусто и тихо. Как только Эйдан вошёл, снова принялся стучать по подоконнику монотонный равнодушный дождь.
Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни думать.
Он так и сидел голый на стуле у стены, смотрел на кровать, где недавно спала Хелена. Ей придётся теперь как-то пережить предательство, а оно, это предательство, ударит по ней хуже, чем весь её прошлый опыт.
Неправильная концовка правильного фильма. Полный крах.
«Она – миссия» – твердила одна его часть. Нужно просто выспаться, посмотреть на всё трезвым взглядом, убрать лишние эмоции. И произойдет переоценка, переосмысление. День-два-три, неделя, и всё высветится под другим углом.
Вот только там, где она сидела на стуле связанная, остались его собственные чувства. Он совершил ошибку, когда вовлёкся сам, когда привязал к себе эмоционально «объект» – стареет? Уже не подходит для подобной работы? Или неожиданно вмешалась в ход событий судьба?
Кап-кап-кап – неровная дробь пасмурной погоды. Здесь не ясно, как тянутся минуты, часы…
До боли в сжатых кулаках хотелось назад. Прямо сейчас.
Провернуть бы средний ободок, услышать в той квартире, где он провёл последние дни, крик – уходи, убирайся!
Смотать бы её своими объятиями, обездвижить. Дать проораться, проистерить, перетерпеть, если нужно, взрыв вселенского масштаба, дать понять, что он не ушёл, он «здесь».
Но продолжал сидеть, слушать дождь, не знал, как правильно, что предпринять.
Если бы определился, уже бы начал действовать, но ступень, куда он пытался поставить ногу – ступень с названием «я знаю точно, чего хочу», – еще не сформировалась под ступнёй, она мерцала. Иногда появлялась, иногда исчезала, и Эйдан плыл между двумя мирами, распыленный и потерянный.
Знал одно – он не уйдёт пока из «кармана», он не отдаст Дрейку кольцо.
Впервые за долгие годы ощущал себя не мужиком, но растерянным пацаном, собственноручно лишившим себя и воздуха, и тепла.
Глава 17
(Akulina – Hurts)
Хелена
Никогда еще в её доме так долго и много, как за последние три дня, не работал телевизор – он не выключался ночами. На голубом экране шли дебаты, трансляции переговоров. Новости пестрили важными событиями начала сдвига стран к перемирию; журналисты выглядели важными, как павлины, сообщая о вступлении мира в новую эру.
– Кажется, всё будет замечательно…
– … к этому есть все предпосылки…
– Не верится, что мы вновь увидим границы открытыми…
– …эпоха возрождения!
На площадях впервые проходили открытые демонстрации «против» и «в поддержку»; спорили за трибунами с микрофонами, выплёвывая друг в друга мнения и слюну, лидеры оппозиционных лагерей. Где-то продолжали мстить за несостоявшуюся войну вандалы, то тут, то там гремели взрывы.
А в Хелене будто выключили свет.
Она не пила, нет, хотя сначала боялась, что не будет просыхать. К бутылке не тянуло совершенно, ни к чему больше не тянуло. Трое суток тотальной внутренней пустоты; цвета были вокруг, но не внутри неё, запахи тоже погасли. Она не знала раньше, что, оказывается, можно существовать в чём-то, и быть отдельно от всего.
Не имело смысла приближаться к компьютеру, сообщения больше не поступали. И она проходила по кругу три стадии снова, снова и снова. То просто ничего не чувствовала, то вспоминала Эйдана, натыкалась случайно на его вещи, впадала в злую агрессию, желала расколотить всё, что видела вокруг себя, желала разбить что-нибудь о его голову, выдернуть все волосы, придушить. А после слёзы – до умопомрачения, до истеричного внутреннего крика. И опять пустота.
Она почти привыкла, что её накрывает, как человека, который пытается слезть с наркотиков – тут, наверное, справится только время. Тупила в телевизор, силилась не думать, в самый неожиданный момент начинала рыдать – на диване, у плиты, в коридоре, глядя на подставку.