Отправился, как был, голым, только натянул трусы; свет включать не стал.

Их было два. Письма для шифровки.

Второе.

И третье.

Они пришли оба сразу, одно за другим, и Эйдан, сконцентрировавшись для работы, сделавшись жёстким, понял – он выиграл джекпот. Это последний его день в качестве робота, это завершение миссии. Отлично, всё вышло просто отлично, сообщения пришли ночью, можно поработать над ними тихо, без шума. После удалить из отправленных и дать себе время поразмыслить о том, как и каким образом правильно уходить с Каазу. С ней? Без неё?

Подумает позже.

Первое, что вызвало раздражение, мысли путались. Для того чтобы вытащить из памяти подменные файлы, пришлось напрячься. Чёрт, он сильно расслабился, сменил волну, «размяк». Жёстко фыркнул от мысли «Соберись, тряпка!», сконцентрировал внимание, мысленно достал нужный Дрейков текст и принялся печатать.

По-хорошему, нужно было включить свет, бесила незнакомая раскладка чужой клавиатуры, некоторые символы приходилось подолгу искать. И то, что могло занять полторы минуты максимум, уже растягивалось почти в пять. Ладно, суетиться не нужно. Одна строчка, вторая, осталась третья…

Он нажал кнопку «отправить» вспотевшим от усилий.

Теперь третье.

Стоило открыть письмо, как – чёрт бы подрал эту незнакомую страну – за окном послышался шум. Сначала далёкий, затем всё ближе. Едва ощутимо завибрировал пол, и Эйдан напрягся серьёзнее. Где-то взрывы? Землетрясение? Ракеты? Происходящее стало ясным через какое-то время – в неизвестном направлении перебрасывались отряды повстанцев. По улице, рокоча гулкими моторами, на медленной скорости шла бронетехника, крытые грузовики, оснащённые пулемётами джипы, два танка. Шагали люди в форме, говорили мало. Слушали приказы тех, кто шёл впереди. У всех автоматы, рюкзаки за спиной.

Ситуация однозначно накалялась; гусеницы навсегда портили асфальтовое покрытие, но это, видимо, уже никого не заботило. Значит, начало боевых действий всё ближе.

Он вернулся к компьютеру, чтобы его случайно не высветило жадным и шальным лучом чужого военного фонаря. Принялся вновь искать нужные буквы, упарился уже на первых двух словах…

– Что ты… делаешь? – именно её голос он не ожидал услышать, потому что вниманием был снаружи, следил за отсутствием опасности извне. А опасность поджидала изнутри. – Помогаешь… мне?

Пол дрожал, конечно… Звуки… А Ллен не наложил дополнительное условие «непробуждения» на мозг Хелены. Символ совершенной ошибки теперь мигал в его голове провалом.

– Ты… – Она подошла совсем близко, читала то, что было на экране, – пишешь другое! Ты…

И паника в её глазах. Понимание того, что Эйдан делает нечто такое, что может спровоцировать войну. Растерянность, и через секунду – бешенство, ярость.

– Отойди от моего компа!

Ему пришлось это сделать. Перехватить её попытки отодрать себя от клавиатуры, обездвижить, связать поясом для халата. Какая глупость – пояс! Его бы не хватило для удержания находящегося в ярости объекта, но Ллен нажал точку на её шее вдоль позвоночника. Одновременно с этим дал импульс – «ослабить, обездвижить мышцы конечностей на семьдесят процентов». Рот он заклеил куском скотча.

Плохо. Вот теперь всё выворачивалось плохо, но миссия в приоритете, она должна быть завершена.

Хелену он оставил сидеть на стуле, и девчонка была похожа на кусок стёкшего желе с безумным взглядом. Взглядом полным дикого бешенства и беспомощности. Ещё эта техника за окном, марширующие отряды – как неудачно всё сложилось, когда он полагался на спокойное течение времени под покровом тьмы. Конечно, он услышал бы шаги, дыхание, уловил бы приближение чужой ауры, если бы не ждал чьей-нибудь шальной пули или гранаты в форточку, которую сразу не прикрыл.

Эйдан вернулся к клавиатуре – нужно завершить начатое.

Сзади даже не мычали – вероятно, шок.

Он печатал, печатал, печатал…

Когда закончил, когда отправил третью шифровку, понял, что на улице снова тихо. Куда бы ни направлялись отряды, они миновали дом и ушли далеко вперёд.

Он знал, что когда-то его задача подойдет к концу. Каждая миссия имела начало, середину и завершение. Он только не думал, что завершение будет таким…

Он в трусах. Жёсткий, сосредоточенный, волевой.

И она на стуле, наспех смотанная, как подарочный куль, который и дарить-то не хотели. С разбитым, уничтоженным взглядом, неспособная нормально поднять ни руку, ни ногу. Понимающая, что привела-таки в дом шпиона, позволила ему перехватить контроль, подвела, возможно, систему безопасности, стала триггером к началу боевых действий. Это тяжкая ноша, это невидимая ракета в грудь, в голову, в сердце.

Он мог просто уйти. Провернуть кольцо, вообще ничего не объяснять, но так нечестно, она перестала быть ему чужой. Уже ясно, что в текущих обстоятельствах спокойный разговор не сложится. Если ей разлепить скотч, будет не коммуникация, а глухой, полный боли и отчаяния крик. Слепой ор обезумевшей серены…