И почему-то именно тут накрыло куда большее чувство сюрреализма, нежели в квартире. Этих ступеней, на вид обычных, бетонных, не существовало ни в одном доме на Каазу, до них невозможно было дойти или доехать.

Это были ступени и стены чужого подъезда, где-то очень далеко, невозможно далеко от места, где она родилась.

Думалось ли, что пересекать грани мироздания возможно? К тому же так легко, как во сне.

А улицу заливал день – яркий, красочный. Качались от ветерка раскидистые деревья, ходили люди – другие люди…

– Садись…

Эйдан уже открывал стоящую у обочины машину.

Ощущая себя заторможенной, неспособной угнаться за собственными эмоциями, Хелена села на пассажирское сиденье. Опустилось, чтобы впустить жаркий ветерок, окно.

– Погнали…

– Куда?

– Увидишь.

Наверное, она не зря подспудно боялась, потому что здесь было красиво. Поглощали разметку колёса, несли куда-то по незнакомым проспектам; плыли мимо витрины, вывески, спальные районы.

Что-то было совсем иначе.

Что?

Воздух?

Нет, мирность. Она не могла подобрать другого слова, но здесь не было опасности. Как если бы ни одна аллея, ни одно лицо, ни один сантиметр кубического пространства не знал тревоги – вот что было иным. Разлитая в воздухе, ласкающая сердце успокоением, безмятежность.

Она не зря боялась, она могла полюбить это место, тянуться к нему потом, потому что нечто неуловимо чудесное царило в мире, который Ллен называл Уровнями.

Поворот, стриженные газоны, заборы. Поливочные машины – идиллия. Ещё поворот.

Он остановил у светло-жёлтого дома, перед которым значилась табличка «Продаётся»

– Выходим.

И ей открыли дверцу.

– У тебя есть ключи? Откуда?

– Взял на время.

Он, кажется, обманывал, потому на лице застыла легкая, невесомая улыбка. Может, он этот дом уже купил? А табличку оставил для видимости? Это ведь Ллен, он однозначно мог так поступить. Поэтому и тянул нетерпеливо в свой мир?

Дом был пуст, но прекрасен. Без мебели, но с чудесными обоями на стенах и полами. Тёплая, ласковая атмосфера. Но поразило, несомненно, заднее крыльцо, вид, выходящий на лес.

– Мы можем гулять там по утрам, знаешь? В лесу есть речка, вода невероятно чистая.

Хелена молчала.

Она не умела так сразу – впитывать, переваривать. Ей нужно было подумать, привыкнуть, обмозговать, проанализировать. Она всегда принимала взвешенные решения.

Но заднее крыльцо, утопающее, по всей видимости, на закате в тени, пленило воображение. На нём уже стояли плетенные стулья и стеклянный столик.

– Я буду приносить тебе сюда ужин. А ты любоваться всполохами неба.

«Здорово я придумал?»

Иногда даже сказки бывает слишком много, она не умещается в тебе, как гигантский воздушный десерт, её нужно помещать в себя со смаком и по кусочкам.

– Можно выбрать собаку. Если захочешь. И, знаешь, что замечательно?

– Что?

Её обнимали так сладко, так нежно и так чувственно, что тело само таяло в неге.

– Отсюда совсем недалеко до школы спортивного экстрима. Там разные направления. И они используют голограммы для достоверности – увидишь, закачаешься.

– И ещё…

Она знала, что будет «ещё» – Ллен умел рекламировать то, что хотел разрекламировать, куда лучше профессионалов маркетинга.

– А ещё недалеко есть каньон, там целый парк для прыжков. Да и вообще очень удачное расположение. Тихо, птиц море. Шелест крон и пение по утрам. Как тебе? Со второго этажа вид изумительный.

Вот этого она и боялась, что нужно будет принимать решение. Здесь или там. Но как решить, если здесь красиво, но те места родные? Там дом.

– Я… – слова давались непросто, – не могу разорваться… надвое. Пока не могу.

На неё смотрели удивительно ласково.

– А зачем разрываться? Если можно чего-то иметь два?

– Как это? Два мира?

– Да. Вполне. Таких людей здесь немного, но они есть, и я их знаю. Они живут тут, и путешествуют домой. Потому что «там» тоже важно, «там» есть нечто ценное для ума и душевного состояния. Я же понимаю.

– Два?

Она всё еще не верила.

– Да.

– Всего можно иметь два? И не выбирать?

Эйдан кивнул, сдержал смех.

– Ну, кроме мужиков. «Они» должен быть один. То есть «я».