Администрация активно выступала за отмену эмбарго на поставки оружия. Государственный секретарь Халл неустанно лоббировал это изменение. Грядущее столкновение в Европе, предупреждал Халл, будет не просто «очередным проклятым спором из-за пограничной линии». Это будет глобальная борьба с варварством. Существующее законодательство, по словам Халла, представляло собой «жалкий маленький хвостатый, отпиленный внутренний закон», который противоречил международному праву и дипломатической практике. Оно «давало безвозмездную выгоду вероятным агрессорам». Оставить его в силе, сказал Халл, было «просто смехотворно». [699]

Даже пылкие мольбы Халла оказались недостаточными для решения этой задачи. С небольшим перевесом голосов 29 июня Палата представителей проголосовала за сохранение эмбарго на поставки оружия. В Сенате Рузвельт столкнулся с особой проблемой. В Комитете по международным отношениям заседали два сенатора, Уолтер Ф. Джордж из Джорджии и Гай М. Джиллетт из Айовы, чью неистребимую вражду Рузвельт заслужил, когда вел против них кампанию на первичных выборах демократов в 1938 году. Нежелание Джорджа и Джиллетта выполнить просьбу Рузвельта обрекало его на поражение. На встрече в Белом доме вечером 18 июля 1939 года Рузвельт и Халл в ходе ожесточенных споров умоляли лидеров Сената позволить пересмотру нейтралитета пройти через верхнюю палату. «Наше решение может повлиять не только на жителей нашей собственной страны, но и на народы всего мира», — сказал Рузвельт. Вспомнив о своих неудачных попытках добиться влияния Америки, он сказал сенаторам: «Я сделал свой последний выстрел. Думаю, у меня должен быть ещё один патрон на поясе». Его слушатели остались равнодушны. Сенатор-архисолатист Бора так решительно и высокомерно отверг предупреждения Халла о неизбежности войны, что любезный госсекретарь онемел от возмущения. Вице-президент Гарнер опросил присутствующих, одобрит ли Сенат предложение администрации. Все ответили отрицательно. «Ну что ж, капитан, — резюмировал Гарнер, обращаясь к Рузвельту, — у вас нет голосов, и это все». [700]

НЕ ЛУЧШЕ обстояли дела и с третьей из его инициатив в начале 1939 года — попыткой «использовать наше дипломатическое влияние, чтобы помешать агрессорам». 15 апреля 1939 года он направил широко разрекламированное послание Гитлеру и Муссолини. В нём он перечислил тридцать одну страну и попросил дать гарантии, что ни Италия, ни Германия не нападут на них в течение как минимум десяти лет. Муссолини не видел причин отвечать лидеру правительства, ограниченного «привычной ролью отстраненного зрителя», и с насмешкой отнес послание к «инфантильному параличу» Рузвельта. Нацистский маршал авиации Герман Геринг усмехнулся, что «Рузвельт страдает от зарождающегося психического заболевания». Гитлер тоже поначалу отказался отвечать «столь презренному существу», как Рузвельт. [701]

Вскоре, однако, фюрер увидел в призыве Рузвельта возможность сорвать политический куш. 17 апреля Министерство иностранных дел Германии задало два вопроса всем перечисленным Рузвельтом государствам, за исключением Польши, России, Великобритании и Франции: Чувствуют ли они угрозу со стороны Германии? Уполномочили ли они Рузвельта сделать своё предложение? Вооружившись их ответами, Гитлер 28 апреля предстал перед Рейхстагом и произнёс речь, которую американский журналист Уильям Ширер позже назвал «самой блестящей из всех, которые он когда-либо произносил, и уж точно самой лучшей из всех, которые этот писатель когда-либо слышал от него. По красноречию, хитрости, иронии, сарказму и лицемерию она достигла нового уровня, к которому ему больше никогда не суждено было приблизиться». В течение более чем двух часов Гитлер осыпал американского президента презрением. Он также повторил многие из аргументов американских изоляционистов: что Германия стремится лишь возместить обиды, нанесенные Версальским договором, что именно британцам нельзя доверять, что западные пропагандистские органы рисуют несправедливую картину Германии, что только он один готов сесть за стол переговоров.

Затем Гитлер перешел к конкретным вопросам Рузвельта. Как вспоминала Ширер:

Кто сорвал создание Лиги Наций, отказавшись вступить в неё? — спросил Гитлер. Америка. А как Соединенные Штаты вообще пришли к доминированию в Северной Америке? Не за столом переговоров, сказал Гитлер. Всем, кто сомневается в этом, следует обратиться к истории племени сиу. Гитлер добавил, что у него нет намерения вторгаться в Соединенные Штаты. Затем последовало выступление — одновременно резкий личный выпад в адрес Рузвельта и подкрепляющий удар по американским изоляционистам:

По своей наглости, коварству и хитрости эта речь была чёрным шедевром. Американские изоляционисты с восторгом заявили, что это награда Рузвельта за его беспричинное вмешательство. «Рузвельт выпятил подбородок и получил по нему звонкий удар», — сказал сенатор-республиканец от Калифорнии Хайрем Джонсон, на что сенатор Най лаконично добавил: «Он сам этого просил». Эта речь также наглядно продемонстрировала полное презрение Гитлера к Соединенным Штатам. Несколько недель спустя он заявил: «Благодаря своим законам о нейтралитете Америка не представляет для нас опасности». [703]

Барабаны войны ускорили свой темп. 9 апреля Муссолини вторгся в Албанию. Через несколько дней Британия ввела воинскую повинность. Гитлер делал угрожающие жесты в сторону Польши. Британия и Франция направили дипломатические миссии в Москву, пытаясь привлечь Россию на антинацистский фронт. Эти усилия не принесли никаких результатов. Сталин рассматривал Мюнхенское соглашение как предательство интересов безопасности России, и особенно в этот поздний период он не был уверен в решимости Великобритании и Франции твёрдо противостоять Гитлеру.