Эти варварства возмутили многих американцев. Протестующие угрожали взорвать немецкое консульство в Нью-Йорке, на что мэр города Фиорелло Ла Гуардиа ответил назначением на охрану полностью еврейского полицейского подразделения. Герберт Гувер, Эл Смит, Альф Лэндон, Гарольд Икес и другие видные деятели выступили по радио с осуждением ночного ужаса Германии. Немецкий посол в Вашингтоне сообщил в Берлин, что «Хрустальная ночь» вызвала ураган осуждения в американской прессе, которая «без исключения негодует против Германии… От нас начинают отворачиваться даже те респектабельные патриотические круги, которые были дотоле… антисемитскими по своему мировоззрению».

Рузвельт предпринял все возможные меры. Он отозвал американского посла Хью Вильсона из Берлина для «консультаций», но Вильсон так и не вернулся на свой пост. (Немцы в ответ отозвали своего посла из Вашингтона.) Вновь расширив границы президентских полномочий, Рузвельт своим указом продлил визы примерно пятнадцати тысячам немецких и австрийских граждан, уже проживавших в США, в том числе великому физику-эмигранту Альберту Эйнштейну. Выступая перед репортерами через пять дней после Хрустальной ночи, президент остроумно заявил, что ему «с трудом верится, что такое может происходить в цивилизации двадцатого века». Однако привычные политические ограничения удержали Рузвельта от более решительных мер. «Не могли бы вы порекомендовать ослабить наши иммиграционные ограничения, чтобы еврейские беженцы могли быть приняты в этой стране?» — спросил один из репортеров. «Это не рассматривается», — ответил Рузвельт. «У нас есть система квот». [689]

Хрустальная ночь стала причиной нескольких попыток изменить систему квот. Конгрессмен Сэмюэл Дикштейн выступил автором закона, который «закладывал» будущие квоты, ускоряя еврейскую иммиграцию за счет того, что беженцы 1938 и 1939 годов могли предвосхитить квоты на 1940 и 1941 годы. Сенатор от Нью-Йорка Роберт Вагнер и представитель Эдит Нурс Роджерс от Массачусетса представили законопроект, разрешающий въезд двадцати тысячам немецких детей в возрасте до четырнадцати лет вне рамок квоты. Эммануил Целлер пытался добиться освобождения от ограничений квоты для расовых или религиозных беженцев. Все эти предложения оказались тщетными. В январе 1939 года две трети опрошенных заявили, что выступают против законопроекта Вагнера-Роджерса о приёме малолетних детей. (Когда в вопрос было внесено уточнение о приёме еврейских детей, число противников несколько снизилось — до 61%). В середине 1939 года опрос Fortune спросил: «Если бы вы были членом Конгресса, проголосовали бы вы „за“ или „против“ по законопроекту, открывающему двери… для большего числа европейских беженцев?». Восемьдесят пять процентов протестантов, 84 процента католиков и поразительные 25,8 процента евреев ответили «нет». Американцы могут протянуть свои сердца к жертвам Гитлера, но не руки. [690]

События середины 1939 года наглядно продемонстрировали потенциально смертоносные последствия системы квот. В то время как евреи Европы устремились к стремительно закрывающимся выходам из гитлеровского рейха, развился циничный бизнес по продаже виз, особенно ухватистыми латиноамериканскими чиновниками при попустительстве гестапо. Сотни отчаявшихся беженцев с визами сомнительной легальности набивались на корабли в поисках убежища в Новом Свете. Многие страны назначения просто отказывались выполнять визы. Мексика, Парагвай, Аргентина и Коста-Рика отказали во въезде прибывшим евреям по документам, проданным коррумпированными чиновниками в их европейских консульствах.

Одно из таких судов, SS St. Louis компании Hamburg-American line, вошло в гавань Гаваны 27 мая с 930 еврейскими беженцами. Кубинское правительство отказало пассажирам в высадке и осталось глухо к доводам о том, что большинство изгнанников не собирались оставаться на Кубе на постоянной основе. Более семисот из них стояли в очереди на получение разрешения на въезд в Соединенные Штаты. Они планировали оставаться на Кубе только до тех пор, пока не истечет срок их квоты на въезд в США, который мог бы наступить скорее раньше, чем позже, если бы закон Сэмюэля Дикштейна был принят.

Американские еврейские филантропы предложили внести залог, гарантирующий транзит в Соединенные Штаты, но кубинское правительство это не заинтересовало. На борту судна два пассажира покончили жизнь самоубийством. Капитан Густав Шредер отремонтировал своё судно и отплыл из Гаваны. Он с половинной скоростью двигался по восточному побережью США, пока участники переговоров умоляли Госдепартамент разрешить беженцам высадиться в одном из американских портов. В течение нескольких дней Шредер курсировал в пределах видимости Майами и других американских городов, сопровождаемый катером береговой охраны с приказом подбирать и возвращать на «Сент-Луис» всех пассажиров, которые выйдут за борт. 6 июня Шредер наконец взял обратный курс на восток, доставив свой обреченный груз обратно в Европу. Ему удалось распределить пассажиров между Британией, Францией, Голландией и Бельгией — кроме Британии, которой суждено было в течение двух лет оказаться под властью Германии и вновь подвергнуть евреев нацистским репрессиям. Яркие огни Майами остались печальным воспоминанием о том, как маняще близко они были к убежищу и спасению.

ПОКАЗАВ СВОЮ НЕСПОСОБНОСТЬ найти решение кризиса с беженцами, западные державы оказались не в состоянии противостоять следующей провокации Гитлера. Ещё весной и летом 1938 года, проглатывая Австрию, Гитлер готовился разгрызть Чехословакию. Слабая реакция демократических стран на его усиливающуюся войну против евреев только усугубила его презрение к своим противникам. Настало время нанести удар. В Чехословакии в 1938 году он намеревался устроить войну, которую описал своим высокопоставленным чиновникам в ноябре 1937 года. «Это моё непреложное решение, — заявил он в директиве от 30 мая 1938 года, — разгромить Чехословакию военными действиями в ближайшем будущем». [691] Предлогом стало предполагаемое желание более чем трех миллионов этнических немцев в Судетской области Чехословакии присоединиться к своим сородичам в Рейхе. Гитлер, высокопарно провозгласив версальский принцип самоопределения, потребовал присоединения Судетской области к Германии.

Западные державы оказались готовы принести Судетскую область в жертву на алтарь умиротворения. Чешский кризис, по словам британца Чемберлена, был «ссорой в далёкой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем». [692] В ходе двух встреч с Гитлером на юге Германии в середине сентября 1938 года, первой в Берхтесгадене и второй в Бад-Годесберге, Чемберлен согласился на постепенную, упорядоченную передачу Судетской области под контроль Германии. Но Гитлер встречал каждую уступку новой эскалацией своих требований. Он намеревался получить войну, а не просто Судетскую область. С каждым сентябрьским днём война, которую он хотел, казалась все более неизбежной. Франция призвала полмиллиона резервистов. Британцы начали рыть бомбоубежища в лондонских парках. Тогда, пойдя на последнюю, роковую уступку, Чемберлен согласился принять участие в третьей конференции 29 сентября в Мюнхене, где судьба Чехословакии должна была быть бесславно решена. Франклин Рузвельт отправил Чемберлену телеграмму из двух слов: «Хороший человек». Тем временем американский президент заверил Гитлера: «Правительство Соединенных Штатов не имеет политических интересов в Европе и не возьмет на себя никаких обязательств в ходе нынешних переговоров». [693]