— Фукацу, что ты там застряла? Шевели булками, нам ещё на вызов в Ониси парк ехать. Какой-то дегенерат там к детсадовцам приставал.

— Уже иду. До свидания, — полицейская поклонилась мне и выскочила за дверь.

А я перевёл дух и уселся на чемодан. Было бы забавно загреметь в каталажку в первый день моей анимежизни. Но лучше всё-таки обойтись без подобных приключений.

Так что следующие пару часов я занялся сортировкой инвентаря. Разобрал чемоданы и распихал их содержимое по ящикам и полкам единственного встроенного шкафа.

По большей части одежда. Хиро был тот ещё модник, одних только трусов набралась целая дюжина. Халаты, футболки (спасибо что не с роботами), шорты до колен, брюки простые, брюки-клёш, штаны-юбка, костюм синий, кимоно, гавайская рубашка, несколько кроссовок, лакированные туфли, деревянные сандали, носки, галстуки попугайских расцветок.

И всё это подозрительно новое. На некоторых шмотках даже бирки остались. Вот она, жизнь мальчика-мажора.

Больше всего меня заинтересовала пухлая кожаная папка с бумагами. В которой оказалась буквально вся прошлая жизнь Хиро: выписки из роддома, детского сада, аттестаты школ, паспорт прививок (надо же), карточка медстраховки и какая-то майнамба карта с моей фотографией и уже новой фамилией Онода.

Тут же нашлась и ксерокопия семейной книги, в которой напротив имени матери значилось, что она умерла. А меня так и вовсе в карточке не числилось. Ну, намёк понятен. Однако всё равно не особо приятно такое отношение к родному сыну, достопочтенный господин Накулдзима.

Чему я порадовался, так это фотоальбому. Забавно, конечно, было рассматривать жутко похожие друг на друга физиономии, и при этом безошибочно узнавать: вот этот старик с императорской хризантемой на лацкане — дядя Нишида, низенькая тётенька с кучей перстней на сморщенных руках — тётя Осака… хотя на самом деле её зовут как-то по-другому. Вот сестра Момо, вот брат Гин… Мама, ещё живая.

На фотографию мамки я смотрел долго. Красивая она была. А уж с уложенной причёской и грамотно подобранным макияжем, в традиционной японской одежде с этим дурным поясом шириной в полметра и вовсе выглядела как фарфоровая кукла. Понятно теперь, в кого я такой тонкий, звонкий и прозрачный.

Однако и отцовских черт у меня хватало. Взглянуть только на одни брови — сразу понятно, чья во мне кровь течёт. Не говоря уже о упрямо торчащих в разные стороны, несмотря на седину, волосах.

А вот и я на фотографии. Совсем мелкий, с зашуганным видом держащийся за мамкину руку. И одетый в солидный, не по возрасту, костюм. Странное у матери было представление о том, как должны выглядеть дети.

Я захлопнул альбом и лёг на пол. Сердце заходилось от волнения, в голове шумело как от выпивки. В очах слёзы навернулись. Как-то слишком легко я принял всю эту ситуацию. Ведь это совсем не моя семья. Моя — там, в далёкой России. Только какого лешего я о ней ничего не помню, зато вот этих всех косоглазых обезьян знаю поимённо?

Видимо такова цена за то что я жив. Сделать-то я всё равно с этим ничего не могу. Хотя…

Сделать загран, сесть на самолёт — и через двенадцать часов я уже буду топтать Красную площадь. Кстати, надо бы погуглить, что там стало с настоящим мной. Вдруг я приеду — а тот я, который умер, вовсе и не умер?

Окрылённый этой идеей, я полез в телефон — и жизнь подбросила мне логичный, но от того не менее неприятный сюрприз.

Я не понимал русский язык. Вообще. Ни в каком виде. Ни в тексте (крякозябры вместо букв отказывались выстраиваться в осмысленные слова), ни в речи бессменной телеведущей первого канала Екатерины Андреевой. Голос у неё красивый, только разобрать я смог разве что фамилию “Иванов”.

Та-ак. И почему на фоне за Андреевой красный флаг? Уже День Победы празднуют или что? И где Путин?

Через полчаса чтения новостей я пришёл двум выводам. Во-первых, ни в какую Москву я не полечу. А во-вторых — этот мир определённо не тот, в котором я умер.

России в том виде, в котором я её знал, не было. Зато СССР существовал! И не просто существовал, в его составе теперь была и Финляндия, и Монголия. И половина Польши. Мало того, на Курилах теперь стояли ракетные шахты с ядерными боеголовками, а во Владивостоке судили двух туристов из Японии. За шпионаж.

В раздрае я отбросил телефон, и вышел из квартиры на свежий воздух. Вечерело. Мерседес так и стоял под окнами, и возле него наворачивал круги пацанчик в знакомой жёлтой панамке. Это, не иначе, тот самый Мацуда, приятель моих знакомых рейнджеров?

Заметив меня, жёлтопанамочник резко сорвался с места и юркнул в дверь квартиры подо мной. Зайти, что ли, познакомиться по добрососедски? А то, не ровен час, опять полицию вызовут. Да и Ямаде надо позвонить, пусть заберёт наконец пепелац.

Значит так. Оставим мировую политику спасателям СССР. У меня своих забот полон рот. И перво-наперво надо обзавестись наличными йенами. Потому что желудок опять напомнил о своём существовании недовольным ворчанием. Ну и правильно, разве этой лапшой наешься?