– Меня зовут Маргарет. Я вдова Джона, – видимо, мне какое-то время придется представляться только так и никак иначе, чтобы люди понимали, кто я такая, и привыкли к моему присутствию.

– Вдова? – удивился старик, вскинув седые брови.

– Непохожа? – удивление старика меня насторожило. Что-то в моем виде было явно не так, и потому он так удивился. Я украдкой окинула саму себя взглядом, но вроде все как надо: платье скромное, полушубок теплый, боты добротные. Что же его смутило?

– А чегой-то у тебя платок светлый? – старик поцокал языком, покачав головой. – Ох, бабы наши в деревне увидят – не поймут.

А и в самом деле, что я, дура-то такая, намотала на голову светлый платок, совсем забыв о приличиях и трауре? И Агнес не предупредила ведь. Хотя, может, призрак, как и я, не придала значения таким пустякам. Я не скорбела по-настоящему, потому на такие мелочи и не обратила внимания, сосредоточившись на более важных вещах.

– Нет у меня с собой черного платка, – призналась как есть, опустив глаза. – Не думала, что он понадобится.

– Эх, молодость! – старик закряхтел, крякнул и полез в мешок, что был позади него. – На-ка вот, держи. Таким голову прикрой. Я бабке вез гостинец, да, видно, без него останется. Хотя у нее черных платков полно, все ждет, когда меня на тот свет спровадит, – старик скрипуче засмеялся, обнажив редкие желтые зубы.

– Это очень щедро, – развернула платок и отметила, что он довольно красив. На черном фоне были вышиты алые розы, крупные и яркие. И это была скорее шаль из тонкой шерсти, которой можно было покрыть плечи, а не обычный головной убор. Но отказываться от такого щедрого подарка было по меньшей мере невежливо, и я еще раз поблагодарила старика.

– Я слышал, ты во вдовьей таверне обосновалась? – спрашивает старик, прекратив смеяться.

– Да, решила открыть ее, – кивнула. – Вот, к старосте еду, чтобы все оформить как положено.

– К старосте, это хорошо, – кивнул старик, поглаживая свою седую бороду. – Только ты с ним осторожнее. Он мужик неплохой, добрый, но дочь его дурит все время, а он пляшет под ее дудку. Она у него девица своенравная, избалованная, все ей должны, все ей обязаны.

– Хорошо, учту. Спасибо, – я не понимала, как мне может помочь эта информация, но не поблагодарить было как-то неправильно. – А почему ту таверну вдовьей называют?

– Да как-то так повелось, что хозяйничают там только вдовы, – пожал плечами старик и снова ругнулся на лошадь, которая сбавила ход. – На моем веку ты третья уже. А чтобы дом приобрел дурную славу, не так-то много времени и нужно.

– Дурную славу? – я нахмурилась, почувствовав, как по спине пробегает холодок. Мне бы не хотелось, чтобы о моей таверне думали как о месте с дурной славой.

– Да ты не серчай, – похлопал меня немного по-свойски старик по плечу. – Эту таверну любили, а дурная слава - это так, разговоры баб на завалинке.

– Правда? – я хотела побольше узнать о месте, которое стало мне домом. – А расскажите, что вы помните о хозяевах таверны.

– Я еще ребенком был, а там хозяйничала матушка Роза, – как-то мечтательно это прозвучало. – В нее были влюблены все деревенские мужики, от мала до велика.

– А их жены? – я усмехнулась, представив себе эту картину.

– Да знали их жены, что матушка Роза только мужа своего любила, да и не поглядела бы ни на кого другого. А того как раз при строительстве этой таверны и убило, – начал свой рассказ старик.

– Говорят, сам черт камень уронил. Муж Розы не увернулся, и придавило его насмерть. Вот она и осталась вдовой, молодой да красивой. Мужики к ней табуном ходили, песни пели, дары носили, надеялись на ее благосклонность. А она только улыбалась, привечала всех, но никому не позволяла даже за руку себя взять. А потом появилась другая хозяйка. Молодая совсем. Муж у нее охотник был, в лесу пропал. Говорили, медведь задрал, да только тело так и не нашли. Она недолго хозяйничала. Таверна захирела, посетителей становилось все меньше, а она уехала. А что с ней сталось, никто и не знает. Вот с тех пор и повелось, что в таверне вдовы хозяйничают. Ой, еще ж одна была, – словно спохватился старик. – Она уже вдовой приехала. С ребятенком малым совсем, мальчонка у нее был. Но она быстро померла, слегла с горячкой и через пару дней скончалась. И вот тогда таверна закрылась совсем, опустела и обветшала.

– А с мальчиком что случилось? – я хмурилась, пытаясь сопоставить факты. Уж не Агнес ли это была, а мальчонка – Джон? Потому он и вызвал ее призрак на помощь, потому она в этом доме и обитала, не находя покоя.

– Да кто ж его знает, – пожал плечами старик. – Я и не помню. Делся куда-то, наверное, в приют какой отдали, – я на время замолчала и задумалась, но, заметив вдалеке деревню, поняла, что скоро наша беседа подойдет к концу, а я не все спросила у своего попутчика.

– А что-то плохое случалось в таверне? – я почему-то боялась услышать ответ на этот вопрос. Интуиция подсказывала, что сейчас старик расскажет мне что-то не очень приятное.

– Да не то чтобы, – замялся старик, почесав затылок, – но люди поговаривали, что место проклятое. Говорили, что видели призрак матушки Розы, который бродит по таверне и ищет своего мужа, неупокоенного. И что неупокоенные души тех, кто погиб рядом с таверной, тоже там обитают, мешают живым. Но я думаю, это все сказки, бабьи сплетни. Хотя кто знает, кто знает…

Возница замолчал, и я задумалась, переваривая услышанное. Призрак видели, но подумали, что это призрак матушки Розы, а не Агнес. Видимо, многие и не запомнили, что там была какая-то вдова с ребенком, слишком быстро она покинула этот мир. Все дружно решили, что это матушка Роза присматривает за таверной, оберегает ее от бед, а не Агнес, которая просто не может найти покоя. Мы молча доехали до деревни. Попрощавшись и поблагодарив старика, слезла с телеги. Накинула на голову шаль, подаренную стариком, и вошла в деревню.