— Эдрик? — спросил я парнишку, который уже дослушал перевод Лизы.

Тот пожал плечами, выдал английскую идиому:

— Дон’т гив э шит. — Все равно.

Никому не хотелось стать причиной еще одной смерти.

— А ты-то сам? — спросил Сергеич, буравя меня взглядом. — Если возьмешь его к нам, я уйду.

— Не возьму, — качнул головой я. — Речь о другом. Но я против, если что. Будет ли от него польза — вопрос, а вот что он чертовски опасен — данность. Итак, все, кто с ним взаимодействовал, единогласно «за». Итого пятеро. Четверо категорически против. Двое воздержавшихся. Эстер?

Филиппинка молчала, погрузившись в мысли. Видимо, перебирала воспоминания, взвешивала на весах хорошие и плохие поступки Бергмана.

— Я скорее «за». Мне казалось, он делал все что мог для сохранения жизней. Не то чтобы он добрый и хороший, нет. Он выполнял свою функцию, все. Если бы ему приказали меня убить или я представляла бы угрозу, он сделал бы это.

— Шестеро «за»…

— Какое нах, «за»? Вы долбанулись все, на? Кто за нее ответит? — Голос Сергеичу пустил «петуха», он указал на мертвую Карину. — Вам пох, мне не пох!

— Мы уже постановили, что решения принимаются путем голосования, — напомнил Макс, который тоже расстроился. — Мы ж не в клан его берем! Мы уйдем, его зомбаки сожрут. Сто пудов так и будет!

— Да пошли вы! — Сергеич сплюнул и пошел собирать оружие, исчез за остовом сгоревшего грузовика.

— Что с ним будет? — спросила Лиза шепотом. — С ним и девушкой?

— Если повезет, останутся живы…

Донесся истошный Машин крик, выстрелы, и я понял, что не повезет, заорал:

— Сергеич, б…ь, отставить! — И рванул на место расправы, понимая, что поздно.

Обогнув остов машины, я рассчитывал увидеть два трупа и плотоядно скалящегося Сергеича, но опешил от неожиданности: Сергеич целился в Бергмана, который, весь в Машиной крови, поднимался из-под девичьего тела в светлых одеждах, как тот самый терминатор:

— Тетыща, сука, Бергман, нах! — объявил Пролетарий. — Вызываю, гнида, тебя на дуэль!

— Сергеич, остановись, идиот! — драл глотку я.

Макс дрожащими руками прицелился, но Лиза опустила ствол.

— Своих перестреляешь!

Рамиз тоже прицелился. То ли предвидя это, то ли так случайно вышло, Тетыща сместился, прикрываясь телом Сергеича. И куда делись его несовместимые с жизнью ранения? Или он умел притворяться мертвым, а то и имитировать смерть? Нет, его череп был деформированным, ребра разгрызенными…

И снова очередь. Охваченный жаждой крови, Сергеич расстрелял противника… А потом вдруг дернулся. Мгновение — Тетыща применил удушающий, закрывшись его телом. Сергеич не думал сдаваться, сучил ногами, пинался, брыкался и силился выдавить противнику оставшийся глаз.

— Я могу свернуть ему шею, как цыпленку, — сказал Тетыща и отбросил Сергеича, выронившего «Скорпион». — Но не сделаю этого, потому что не знаю, насколько ценен этот человек.

Рамиз все держал его под прицелом. Сергеич пучил глаза, хватал воздух, царапая землю. Тетыща, словно ничего не происходило, сел на корточки возле тела Маши. «Активность» ее равнялась нулю, и он это видел. Его собственная «активность» опустилась до 70% после выстрелов Сергеича.

— Только что ты умирал… — Это все, что я смог выдавить из себя, остальные молчали.

Женщины — ошалев от увиденного. Рамиз и Макс — ожидая моего приказа. А я… я как будто сдох. Сам превратился в терминатора, когда разум понимает, что творится ад, а реагировать нечем.

— У меня есть уникальный талант, — выложил карты он. — Ты, Денис, должен понимать, что это значит. Суть таланта: если убиваю кого-то, будучи тяжело раненым, или кто-то рядом лишается жизни, мое здоровье восстанавливается. Твой человек убил Машу, я очнулся и восстал из мертвых.

Он развернулся ко мне. Его лицо покрывала корка запекшейся крови. Глаз так и не восстановился, глазницу полностью закрывало веко. Точно терминатор, но другой.

— Горбачев, ты идиот, — констатировал факт Тетыща — без злости, будто бы с легкой досадой.

Хотелось вызвать его на дуэль, ведь мы в равных условиях, я уже рот открыл, но Бергман снова заговорил:

— Рокотов, ты можешь отдать приказ, и меня расстреляют. Может, ты так и сделаешь, имеешь право, и это логично. Но ты всегда поступал вопреки логике, так что послушай. С тобой люди, которые взаимодействовали со мной. Если выслушаешь их, поймешь, что я буду тебе полезнее живым.

Внутри меня второй Рокотов, циничный и безбашенный, запрокинул голову и расхохотался. А первый был сдутым воздушным шариком, когда очередная потеря, как зарубка на древесном стволе. Но надо было как-то реагировать, что-то делать, и я прорычал: