Замкнуто-дворянский период долго продлиться не мог, хотя и наложил отпечаток на все дальнейшее развитие литерату-гры. Сословие, призванное к культурному и политическому водительству, уже тем самым было обречено на тесные взаимоотношения с другими сословиями. .Происходит обратный процесс вбирания в себя того, от чего ранее отмежевывались.

Географические условия расселения дворянства так же как и служебные —? определили два главных русла, по которым происходило напитывание иссыхавшей дворянской базы — мещано-чиновное в городах, крестьянское — в поместьях. Расширение базы немедленно сказывается на соответствующем отре-истории литературы. Все ее крупнейшие имена связаны именно ;с этим отрезом: Пушкин, Гоголь, Толстой и Тургенев. При чем у каждого из них можно установить преимущественное включение в себя той или иной соседней социальной группы. У Толстого (в особенности последнего периода) и молодого Тургенева — крестьянской, у Гоголя ?— мещано-чиновной, Пушкин же — гармоническое средостояние.

На ряду с дворянством в особо-благоприятных условиях в отношении социального соседства и широты базы находится мещано-купечество (слабость западного влияния при сохранившихся старых культурных традициях и связях). На купеческо-мещанской базе вырастает самостоятельная группа писателей, стоящая в стороне от главного дворяно-интеллигентского литературного русла: Лесков, Островский и Печерский.

Разночинец-интеллигент в начале появляется в качестве культурной периферии дворянства. Но и культурное и социальное качествование периферии глубоко отлично от исходного центра. В то время как дворянство обрело Европу и разносторонне впитало ее культуру — вновь-явленный разночинец знакомится с нею не непосредственно, а из третьих рук. Получилась не европеизация, давшая в дворянстве любопытнейшее и своеобразнейшее цветение, а нечто третье, некий фантом, от'единенный от родной и от иноземной почвы. От'единенность усугублялась . тем, что интеллигенция не пережила обратного процесса расширения своей базы эа счет соседних сословий, пережитого дворянством.

Сословная монархия быстро перерождается в бюрократическую. Интеллигенция, вобрав в себя своеобразно-упрошенные революционные и социалистические идеи запада, занимает по отношению к монархии место опозиционно-бунтарское. Нв\ культурность в европейском и старо-дворянском смысле слова определяет новую социальную среду, а опозиционность и революционность. Дворянство постепенно обрастает этой средой Я"1 под ее влиянием перерождается и разлагается.

На базе разлагавшегося дворянства и нарождающейся и уже обреченной интеллигенции вырастает Достоевский. Не случайно он дает читатегю подробнейшие генеалогии своих героев, словно желая подчеркнуть дворяно-интеллигентское месиво культурно-литературного рубежа. Кроме того у Достоевского имеется соседствующая мешано-чиновничья среда, которая частью включается в его основную базу (Мещанство в широком смысле слова не рае соседствует с дзоряно-интеллигентами в городах.'В этом сосея-1 стве впоследствии найдет свою базу мещано-интеллигент Горь-1 кий).

Ни патетика народничества, на чрезвычайное количественное разбухание не спасли интеллигенцию от убийственного одиночества, от полнейшого отсутствия социальных соседей. Замуровав-

СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

зсе^я

сама в себе она растрачивала свои силы в разрушительной •I революционной работе, занимаясь сомнительным просветитель-газ ством и ьончила свою короткую жизнь вместе с монархией, про-я тив которой боролась, уничтоженная своим детищем — революцией.

Литература интеллигентского периода не выдвинула ни одного имени могущего стать рядом с именами Пушкина, Толстого, Гоголя и Достоевского. Социальная беспочвенность — ее трагический момент. Одному Чехову удалось индивидуально жакврасширить свою базу (земский врач — выход из своего круга) и он становится интеллигентским бытописателем. И если До-я! стоевский бытописует интеллигентский ЗШгт иш! Огапд, то Чехов ее преждевременную старческ) ю немощь.

Короткий и яркий поэтический ренессанс девятисотых годов (очень напоминающий поэтическое цветение дворянского перио-20-30) знаменуется все той же социальной оторванностью. Блок, Бальмонт, Брюсов и Белый в этом отношении одинаково [характерны, при чем у первого она воплощается в пророческое предчувствие гибепи. Примечательно, что этот ренессанс связан непосредственным влиянием западных поэтических течений. |Как некогда, в дн? юности дворянства, недостающая социальная восполняется Западом (у Вяч. Иванова, Иннокентия Аннен-ского античным миром).

Особое место в предреволюционной литературе занимают

В. Розанов, М Горький и Алексее Ремизов. У всех троих перво-

чальнэя база не интеллигентская — у Розанова —чиновно-

мещанская, у Горького — мещанская, у Ремизова — купеческая

(ф. с. Островским, Лесковым и Печерским.)

Интеллигенция, со своею уединенностью, погибла. После -к! Страшных революционных сдвигов в России выделяется новый «тря правящий слой, которому суждено стать базой наступающего па литературы. Предугадывать характер его, пожалуй, преж-.•[«гЯКВвременно, но можно утверждать с несомненностью, что, ни ф в 1 рвтература ни и ее база не будут страдать тем страшным не-, % «яй Вугом, который привел к смерти интеллигенцию. Социальная . .
– ••• 5аза нарождающегося слоя небывало углубилась и расширилась. ^юму расширению должно соответствовать и грядущее литератур-цветение.

С. Я. Эфрон

годовщины

1. Некрасов (т 1877)

В конце этого года (старого стиля) исполнится пятьдесят! лет со смерти Некрасова. Положение Некрасова в общем мнении! очень упрочилось за последние годы. Он стал классиком, ноя классиком не мертвым, а живым, классиком-современником.! Причиной такому усилению Некрасова в нашем сознании! частью освобождение от канонов того что 19-ый век почитал! «хорошим вкусом», частью Революция. Не следует однако ду-Я мать что Резолюция выдвинула Некрасова за его революционность. Революционным поэтом Некрасов не был. В нем не было! ни пафоса борьбы, ни пафоса социальной справедливости. Но, независимо от проникающей ее народнической, никому уже неинт ресной, идеологии, поэзия Некрасова глубоко и органически со-^ циальна, «коллективна», и поэтому-то Революция и да! а новую значительность.

Отношение Некрасова к народу — < симфоническое», поэтическое сознание было микрокосмом «симфоническ ности народа, частным чувстилищем общего. 'Страдания народ не были для него внешней темой для умиления и еозм; шения они жили в нем с реальностью не меньшей чем кругом него! Они были реально-символически связаны с его личными страда I ниями (физическими, и от угрызений совести). Они были н стью при виде чужого страдания, а со-страданием своем,,-тиву.

Замечательно, что эта симфоничность у Некрасова была стро ; го ограничена его реальной и органической принадлежност к данному коллективу — России. Мы не можем себя представ! Некрасова, переживающим ка* переживая Толстой, страдая