Темнота в коридоре была почти осязаемой, хотя далеко сбоку на полу лежала слабая полоса света с лестницы — в широкое окно светила луна. Мне чудились шорохи и шаги, то далеко, то совсем близко, словно кто-то уже подкрался ко мне, но замер, потому что под подошвой предательски скрипнула половица.

Я потерла лицо ладонями. Эби, возьми себя в руки! Нет никаких половиц — тут каменный пол.

Стоило закрыть глаза, как я переносилась домой. В воспоминание, от которого хотела избавиться навсегда. Кто-то в моем доме. На каждом этаже. Мне нужно залезть на крышу.

Дверь позади приоткрылась, стукнув по моей спине, и я чуть не закричала. Даже рот открыла, только дыхание перехватило так, что не получилось издать ни звука. Я отчаянно попыталась вдохнуть, царапая ногтями грудь.

— Шатти тебе в зад, — прошипела Миранда и за локоть втащила меня в кабинет.

Стены кружились перед глазами, сливаясь в одну размазанную полосу. Не окажись я в кресле — и когда успела до него дойти? — упала бы.

Что-то звякнуло, и в руке возник стакан. Я послушно сделала глоток и закашлялась — алкоголь обжег горло. Миранда по-хозяйски обходилась с запасами ректора Саверьена. Для нее он и впрямь был просто другом семьи. Другом ли? Ведь ее просили не говорить отцу про меня.

Меня скрывали от него… от Тайного совета?

Странно, что я до сих пор не подумала об этом. Что это могло означать? Император не доверял своей правой руке. Своему лучшему другу.

Он спрятал меня от одного демона, а ректор отдал другому. Меня затопила нездоровая ирония.

Тошнота и удушье возвращались. Разговоры о приближавшейся войне внезапно перестали казаться просто словами. Реальность накрывала с головой, а я стала в ней разменной монетой. Моя магия, которой я толком и не владела-то, могла стоить всего, а моя жизнь — ничего.

Голова, словно не моя вовсе, мотнулась в сторону, щеку обожгла боль — Миранда влепила мне пощечину, такую звонкую, что заложило ухо. Или это тоже показалось?

— Эби, подумай о хорошем, ну давай! — повторяла Миранда.

Я не сразу смогла различить смысл ее слов. О хорошем?

Да не было у меня ничего хорошего. Всем хорошим в последнее время был Калеб, и я так хотела, чтобы он вернулся, но… мы больше не увидимся.

Мы. Больше. Не. Увидимся.

Миранда потрясла меня за плечи.

— Эби, прекрати!

— Что? — подняла я на нее взгляд.

Лицо у Миранды было напуганное, глаза круглые, рот приоткрыт.

Надо же, напуганный демон…

— Что ты любишь делать? У тебя увлечения есть? — спросила она.

Мысли ворочались тяжело, но я попыталась.

— Люблю плести браслеты… Их можно зачаровать на удачу.

— Отлично! — довольно взвизгнула Миранда. — Сделаешь мне парочку?

— Сделаю, — растерянно пообещала я.

Стены перестали кружиться.

— Отлично, — выдохнула она снова, выпрямилась и уткнула руки в бока. — Тебе лучше.

— Лучше, — согласилась я. Чего бы не согласиться? Я чувствовала себя большим старым дырявым мешком с хламом.

— Извини, я немножко увлекалась, — сказала она без единой капельки сожаления. — Сейчас пройдет.

— Увлеклась?

— Ну, — замялась Миранда, — тут никого больше нет, а от тебя так вкусно пахло страхом, и я решила, что тебе не повредит поделиться… Кто же знал, что ты такая слабенькая.

Слабенькая. Довольно бесполезное создание.

— Спасибо. То есть вместо того, чтобы искать папку, пока я мучаюсь неизвестностью в коридоре, ты решила мной пообедать?

— Тю, не преувеличивай, — отмахнулась она. — Папку я тоже нашла. Только у меня плохие новости. В ней нет и половины того, что я видела в последний раз.

— Как будто что-то другое ожидалось, — проворчала я.

На колени шлепнулось мое злополучное досье. С сомнением я открыла папку и принялась перебирать листы. На них и впрямь не было ничего особенного. Запись о рождении, где говорилось, что мать принадлежит к такой-то общине. Вдали от столицы существовало много фанатиков разных мастей, поэтому меня даже не удивило, что наша семья оказалась причислена к одним из них: я-то точно знала, что ничем таким мы с мамой не интересовались. Вместо имени отца закономерно стоял прочерк. Он ушел за реку, в Шаттенталь, и никогда не вернулся.

Были документы из моей старой школы. В них меня называли обычной. Я хмыкнула. Раньше это прозвучало бы как оскорбление, я сейчас мне очень хотелось быть таковой.

Ничего об Академии или моем вступительном испытании. Видимо, все ректор забрал с собой.

Последний лист привлек мое внимание. В уголке красовалась печать полицейского департамента Эгертайха. Я сглотнула и постаралась взять себя в руки. Там не могло быть ничего жуткого, ведь никто не видел, что именно произошло в доме — только последствия моего личного кошмара.