Зеркало было аккуратно завёрнуто в тряпицу. Анфиса Васильевна с большой осторожностью его развернула и подала мне:

— На вот, посмотри, видела же я, что ты всё осматривалась, зеркало искала.

Я с благодарностью приняла зеркало, которое оказалось весьма тяжёлым доя такого размера, и, с замиранием сердца взглянула на себя.

На меня смотрела белокурая девушка, с огромными потрясающей синевы глазами. Лицо у девушки сейчас было болезненно бледным, но то ли из-за глаз, то ли от сочетания этой бледности с розовыми пухлыми губами, лицо девушки казалось очень нежным и беззащитным.

Я в молодости совершенно точно такой не была, хотя тоже имела светлые волосы и синие глаза, которые с возрастом приобрели сероватый, я бы даже сказала стальной оттенок. Жизнь не особо баловала поэтому пришлось «закалиться».

Смотрела женщина на меня с жалостью, и поэтому я решилась всё-таки спросить:

— Анфиса Васильевна, а какой теперь год?

На глазах у сердобольной санитарки выступили слёзы, и она, погладив меня по голове сказала:

— Ох ты же горюшко, год нынче она тысяча восемьсот семь восьмой год. Неужто и это запамятовала.

— Да, просто решила теперь себя проверять, чтобы точно знать, что помню, а что нет, — постаралась я исключить всякие подозрения в моей адекватности.

После ужина Анфиса Васильевна принесла мне какие-то порошки. Я Попросила оставить, сказала, что выпью попозже.

Мне даже стало немного стыдно, когда женщина, поверив мне всё оставила и ушла, а я, конечно же, ничего пить не собиралась, потому как кто его знает, что там в этих порошках.

Точно не помнила, но и истории знала, что раньше и ртуть и чего только не добавляли в лекарства.

«Ничего, организм молодой, справлюсь, — подумала я, снова проваливаясь в сон. И последняя мысль перед тем, как я заснула была, а что же всё-таки случилось с Фаиной?».

Утром я проснулась сама. Самостоятельно встала с кровати, меня уже не качало, как вчера, так что я сама дошла до туалетной комнаты, которая находилась тут же, в виде маленького чуланчика. И после подошла к окну. Вчера мне так и не удалось увидеть, что там, и даже узнать какое время года.

На улице было лето, я приоткрыла окно, в палату ворвался свежий аромат листвы. Перед здание больницы был прекрасный парк. Воздух наполнился ещё и пением птиц, встречающих рассвет. Я подумала, что сейчас, вероятно, около пяти утра, воздух был свежим, а солнце только подсветило голубое небо.

Вдохнула полной грудью, и голова у меня закружилась. Но постояв немного, я поняла, что просто тело моё отвыкло от свежего воздуха, а теперь, когда наполнила лёгкие, то кислород, попавший в кровь немного «вскружил мне голову».

Молодой организм снова хотел есть. В голову пришла веселая мысль, сколько мне понадобится денег, что себя прокормить? Если я всё время хочу есть. Или так всегда в молодости? Я уже и не помнила.

К счастью скоро пришла Анфиса Васильевна, она привела с собой двух простоватого вида мужчин, которые принесли довольно объёмный чемодан. Он, конечно, был мало похож на чемодан, больше на короб, но имел прямоугольную форму и застёжки.

Поставив «чемодан» на пол, мужчины ушли, а Анфиса Васильевна, обернувшись ко мне, виновато сказала:

— Вещи ваши, как вас тогда раненую-то привезли через две недели маменька ваша вещи-то ваши и привезла, с тех пор вот у себя в кладовой и храню.

А я первым делом подумала, как бы уговорить Анфису Васильевну ещё немного похранить мои вещи, а то боюсь, что с таким «чемоданом» я отсюда далеко не уйду.

И вдруг поняла, что резануло слух, «раненую привезли», сказала Анфиса.

В этот момент Анфиса Васильевна как раз нагнулась, пытаясь открыть «чемодан». Я тронула женщину за руку и спросила, стараясь поймать её взгляд, который она всё время виновато отводила:

— Анфиса Васильевна, а что значит раненую меня привезли?

Анфиса Васильевна посмотрела на меня долгим взглядом, вздохнула:

— Так может и хорошо, что забыли-то? И не надо вам вспоминать, барышня. Вам, господь жизнь подарил, так и живите.

Я не стала настаивать, подумала, что сейчас женщина снова расстроится, решила, что когда врач меня будет выписывать, то я у него спрошу.

Подошла ближе к Анфисе Васильевне и обняла её:

— Правы, вы правы, Анфиса Васильевна, надо жить.

— Вот то и дело! — широко улыбнулась женщина и снова начала открывать «чемодан».

Когда мы его, наконец, общими усилиями открыли, то я удивилась. Вещи все были довольно дорогие, ну на мой взгляд. Хорошая ткань, незаношенное.

В «чемодане» нашлось несколько платьев, две юбки и несколько блуз. Помимо этого, там было бельё. Смешное, конечно, такое «бабушкино».