Хавьер почувствовал, как стены сжимаются. Бетонный короб перестал быть крепостью. Он стал гробом, и кто-то уже заколачивал крышку.

— Есть только один способ, — сказала Лена, закрывая крышку ноутбука. Звук был тихим, но окончательным, как щелчок затвора. — Стереть протокол. Выжечь из её сознания. Для этого нужен прямой доступ к исходному коду. К главному серверу Консорциума.

— Нет, — выдавил он. — Это самоубийство.

— Волк уже здесь, Хавьер, — Лена встала. — Царапает когтями дверь. То, что я предлагаю, — это шанс. Один на миллион, возможно. Но он не нулевой.

— Шанс?! — он резко развернулся к ней. — Твои шансы, твои расчёты…

— Твои методы здесь бесполезны, — продолжала Лена, её голос стал твёрже. — Ты можешь убить сотню охранников. Но ты не можешь застрелить код. Здесь нужен не молот, а скальпель. И этот скальпель есть только у меня.

— К чёрту твой скальпель, — голос Хавьера упал до тихого, ледяного шипения.

— Да? — она шагнула к нему, и впервые в её голосе прорезался металл. — А что предлагаешь ты, а? Сидеть здесь и смотреть, как её мозг превращается в кашу? Ждать, пока спецназ Консорциума не накачает нас всех транквилизаторами? Это твой план, солдат?

Она стояла так близко, что он чувствовал слабый запах антисептика от её рук. Она не боялась его. Это бесило больше всего.

— Я… — он замолчал. Ответа не было.

— Вот именно, — она отступила назад к своему столу. — У меня есть цель. Но нет всей информации.

Она снова открыла ноутбук. На экране был спутниковый снимок скалистого побережья.

— Секретный медицинский центр Консорциума в Северном море, — сказала она. — Перестроенный бункер. Там они держат свои самые ценные активы. Там находится ядро их разработок. Исходник «Пастыря». И там… там мой брат.

Она открыла два текстовых файла. Названия горели белым на чёрном фоне.

Хавьер замер.

— Я всё равно иду туда, — Лена подняла на него глаза. В них больше не было холодного анализа. Было что-то другое. Такая же глухая, запертая боль, как и у него. — С тобой или без тебя. Но со мной у тебя есть шанс спасти сестру. А с тобой у меня есть шанс вытащить брата живым. Равноценный обмен. Просто транзакция. Решай. Но решай быстро. Часы тикают.

Ночь сочилась сквозь щели в бетонных плитах. Хавьер сидел в старом кресле рядом с койкой, на которую они перенесли Люсию. Он не спал. Просто смотрел, как ровно поднимается и опускается её грудь.

Он проиграл. Не им. Своей клятве. Он обещал защищать, но его деньги, заработанные кровью, купили ей билет в ад. Он был не щитом. Он был ядом.

Он поднял глаза на Лену. Она сидела за своим столом, неподвижный, тёмный силуэт. Планировала. Использовала эту тишину, чтобы проложить им путь в самое сердце врага. Холодный расчёт. Безжалостная логика. Он не доверял ей ни на грош.

Но её безумный план был единственным, что у них осталось.

Рассвет был серым и безрадостным. Он просочился в их убежище, окрасив бетон в цвет мокрого пепла. Хавьер принял решение несколько часов назад. Это была не решимость. Это была капитуляция.

Он поднялся с кресла и подошёл к столу Лены.

Она медленно повернулась. В её глазах не было ни усталости, ни удивления. Только тихое, напряжённое ожидание.

Хавьер не сказал ничего. Просто посмотрел ей в глаза и кивнул. Один раз. Коротко, резко.

Этого было достаточно.

Лена на долю секунды закрыла глаза. Облегчение? Нет. Когда она их открыла, Хавьер увидел в них лишь холодный, сфокусированный блеск. Триумф хищника, загнавшего добычу.

Она тут же отвернулась, её пальцы уже летели по клавиатуре.

— Хорошо, — сказала она. — Начинаем. Немедленно. У нас нет планов объекта. Нет кодов доступа. Нам нужна информация. Актуальная. И я знаю, у кого её можно купить.

Она нажала «Enter». Зашифрованный пакет данных улетел в сеть.

На другом конце света, в тёплой ночи Буэнос-Айреса, на кухонном столе завибрировал телефон.

Плотную, удушливую тишину убежища резал сухой, методичный звук.

Щёлк. Пауза. Шорох промасленной ветоши о воронёную сталь. Щёлк.

Хавьер сидел за обшарпанным кухонным столом, превратив его в оружейный верстак. Перед ним, разобранная на составные части, лежала его штурмовая винтовка — не груда металла, а анатомический атлас его собственного спокойствия. Каждое движение было выверенным, экономным ритуалом. Единственным способом загнать хаос, бушевавший в голове, в рамки понятного, физического процесса.