<p> Продолжение книг "Интерференция/2025", "Страж/2025".</p> <p> Протокол «Пастырь», созданный для идеального контроля, мутировал. Теперь он — цифровая опухоль в сознании Люсии, которая медленно пожирает её разум и превращает в живой маяк для всемогущего Консорциума.</p> <p> Для её брата, бывшего элитного оперативника Хавьера Рейеса, существует лишь одна цель: спасти сестру любой ценой. Чтобы вырвать её из лап корпорации, он вынужден заключить сделку с дьяволом — гениальным и холодным аналитиком Леной Орловой, которая преследует собственные, скрытые цели.</p> <p> Их путь — самоубийственная миссия в сердце вражеской цитадели, в неприступный бункер, где каждый коридор — ловушка, а единственный ключ к спасению — сама умирающая Люсия, чей разум становится их главным оружием.</p> <p> Но чем глубже они проникают во тьму, тем яснее понимают: настоящий враг — не солдаты Консорциума. Настоящий ужас — это сама технология, которая обретает волю. А лекарство, которое они ищут, может оказаться страшнее самой болезни.</p> <p> «Трансгрессия/2025» — это безжалостный технотриллер о цене спасения, где для победы над одним монстром приходится породить другого, куда более совершенного.</p>
Трансгрессия/2025
Глава 1: Протокол отчаяния
Крик не был человеческим.
Это был скрежет модема, вгрызающегося в несуществующую сеть. Вопль помех из разбитого динамика. Сухой, электрический звук вибрировал не в ушах — он ввинчивался прямо в пломбы зубов.
Хавьер сорвался с места, опрокинув шаткий стул. Вместе со звуком ударил едкий, кислый запах — горелый пластик и озон. Лампы под потолком бетонного короба, их так называемого убежища, мигали в такт нечеловеческому ритму. Тусклый свет срывался в стробоскоп, выхватывая из полумрака серые стены и ржавую арматуру, торчащую из трещин.
Он влетел в бывшую трансформаторную.
Люсия была на полу.
Её тело выгнулось дугой, опираясь на затылок и пятки. Позвоночник должен был сломаться. Но не сломался. Пальцы скрючились, будто она пыталась вырвать из воздуха невидимые кабели. Глаза закатились, виднелись лишь белки, испещрённые красными сосудами. Крик шёл из её гортани, но это был не её голос. Это говорил протокол. «Пастырь», который больше не пас, а пожирал своего носителя изнутри.
Хавьер бросился к ней. Разум опустел, остался один инстинкт: остановить. Он опустился на колено, попытался перевернуть её. Ошибка.
Стоило его рукам коснуться её плеч, как он почувствовал это. Под кожей сестры пробегали разряды. Тело было твёрдым, как камень, и вибрировало с низкой, гудящей частотой. Она была не человеком, а перегруженным конденсатором, готовым взорваться. Отбросила его руку с неожиданной силой.
— Люсия! — его голос утонул в электрическом визге.
Три войны. Десятки врагов. Он мог сломать шею одним движением. И всё это было бесполезно. Абсолютно. Его враг был невидим. Его нельзя было застрелить, нельзя было задушить. Он сидел в черепе единственного человека, ради которого Хавьер ещё был жив.
Бессилие. Оно ударило сильнее любого противника. Он развернулся и со всей силы впечатал кулак в бетон.
Боль была острой и чистой. Пронзила костяшки, дошла до самого локтя. Хорошая, честная боль. Он посмотрел на руку. Костяшки разбиты в кровь, два пальца неестественно просели. Плевать. Эта боль была настоящей. Понятной.
Внезапно крик оборвался.
Он резко обернулся. Тишина рухнула на них, плотная, как вакуумная упаковка. Лампы перестали мигать. Люсия обмякла на полу, тяжело дыша. По виску стекала струйка пота, смешиваясь с пылью. Марионетка, у которой только что обрезали нити.
Хавьер опустился на колени рядом, боясь дотронуться. Из её полуоткрытого рта пахло озоном и страхом.
Я обещал, — пронеслось в голове. На мгновение запах сырости сменился запахом сухой земли и цветущих апельсинов. Андалусия. Сломанная кукла. Её слёзы. Его неуклюжее детское обещание, выросшее в клятву.
Клятва, которую он прямо сейчас нарушал.
— Она умирает.
Скрипнула дверь, но он не обернулся. Только когда голос Лены Орловой прозвучал прямо за спиной, он вздрогнул.
Она стояла у головы Люсии, бледная, но абсолютно спокойная. Тёмные волосы стянуты в тугой, безжалостный узел. Как и она сама. Взгляд был прикован к маленькому датчику, который она с предельной точностью прикрепляла к виску Люсии. Движения экономные, отстранённые. Как у техника, работающего с вышедшим из строя механизмом.
Хавьер медленно поднялся, чувствуя тупую боль в разбитой руке.
— Что ты делаешь? — голос был хриплым.
— Диагностику, — она не повернулась, подключая датчик к ноутбуку. — Собираю данные. Единственное, что сейчас имеет смысл.
Она развернула к нему экран. Хавьер подошёл. Он ничего не понимал в этих графиках, но смысл был ясен и без перевода. Кривая линия, похожая на кардиограмму, срывалась в безумный, игольчатый частокол. Хаос.
— Вот, — Лена ткнула тонким пальцем в экран. — Стандартный протокол «Пастырь» работает в дельта-диапазоне. Но у неё… — она провела пальцем по пикам, — он мутировал. Перескочил в верхний бета- и гамма-диапазоны. Он больше не синхронизирует. Он пытается агрессивно переписать её нейронную архитектуру.
Хавьер молчал. Остаточный шум превратился в раковую опухоль.
— Сколько у неё времени?
Лена медленно повернула голову. В её серых глазах не было сочувствия. Только холодный анализ.
— Не тот вопрос, Хавьер. Мутировавший протокол не только убивает её. Он превратился в маяк. Он кричит в эфир. Консорциум создавал эту технологию. У них есть оборудование, чтобы его услышать. Каждый такой приступ, — она кивнула на Люсию, — как вспышка на радаре. Они сужают круг. Так что у нас не недели. У нас часы.