Хотя граф наверняка привык к другому.

— Прошу прощения, что не могу дополнить ваше роскошное угощение чем-то соответствующим.

— Гостю дорога хозяйская честь, а не достаток. — Он поставил передо мной чашку. — И, поверьте, ваше общество компенсировало бы даже заплесневелый хлеб.

Как-то так он это сказал, что у меня дрогнули пальцы. Чашечка кофе звякнула о блюдце, но, к счастью, я ее не выронила, разве что поставила на стол чуть резче, чем стоило бы.

Стрельцов будто и не заметил моей неловкости.

— Однако вы напрасно преуменьшаете свое гостеприимство. Это, — он начал намазывать хлеб маслом, — совсем не скромное лакомство. К тому же чистый и настоящий вкус, как сейчас, оттеняет кофе куда лучше замысловатых творений ильинских кондитеров.

— Поверю вам. Иногда для счастья действительно достаточно довольно простых вещей. Вроде отличного кофе или приятной компании.

Кофе или компания были причиной того, что мне захотелось улыбаться, всего лишь от утра, и солнца, и радости жизни? Даже про недосып забыла, хотя кофе так быстро подействовать не мог.

— Умение радоваться самым простым вещам — редкий дар, Глафира Андреевна. Он есть у детей, но, взрослея, мы теряем его. Вы бы хотели вернуться в детство?

— Нет, — вырвалось у меня прежде, чем я успела задуматься.

На его лице отразилось удивление, и я решила объяснить.

— То счастье, о котором мы говорим, — счастье быть живым… вы понимаете, о чем я?

— Лучше, чем вы думаете.

Да, пожалуй, учитывая его прошлое.

— … оно доступно мне и сейчас. И многое из детства я вспоминаю с теплом и благодарностью. Но сейчас я могу сама решать, как мне жить и что делать, а ребенок полностью зависит от воли взрослых.

Я прикусила губу, поняв, что чуть не сболтнула лишнего. Но когда-то я так и не набралась храбрости спросить — почему мама, разведясь с отцом, забрала мою младшую сестру, а я осталась? Нет, я любила папу, но мама есть мама. Сейчас уже и не спросишь — да и надо ли мне это знать, если подумать?

— Я напомнил вам о чем-то грустном, простите.

— О родителях, — не стала скрывать я. — Говорят, будто всех детей хорошие родители любят одинаково, но на самом деле — возможно ли это? Впрочем, я никогда не была матерью, так что не мне судить.

— Узнаете, и, думаю, спустя не так уж много времени. — И снова от интонации в его голосе меня бросило в жар. — Моя мать говорила, что дочери, даже выйдя замуж, всегда останутся ее детьми, а мальчики — пушечное мясо.

Я поперхнулась куском хлеба. Услышь я что-то подобное от своего бывшего мужа — не удивилась бы, он не уставал ныть о том, как его никто не любит. Но Стрельцов казался мне… другим, что ли.

Исправник подскочил, деликатно похлопал меня по спине, и я порадовалась, что он не видит моего лица.

А с другой стороны… как можно сказать что-то подобное собственному ребенку!

Он вернулся на свое место за столом.

— Тетушка же, наоборот, считает, будто сыновья останутся с ней до самой ее смерти, а дочери, выйдя замуж, превратятся в отрезанный ломоть, — негромко и задумчиво продолжал Стрельцов. — Возможно, потому Варенька, при всех ее достоинствах, так отчаянно старается заполучить всеобщее внимание.

Я отпила кофе, надеясь, что чашка скроет выражение моего лица. Нет, это не было жалобами подросшего, но так и не повзрослевшего мальчика. Это было откровенное размышление взрослого мужчины — в ответ на мою откровенность.

— Я понимаю и тетушку, и мою матушку.

Как я ни прислушивалась, не смогла уловить в его тоне горечи или обиды. Значит, и мне стоит придержать те слова, что рвутся наружу.

— Самая достойная участь мужчины — быть воином и защитником. Но это не тот путь, что обещает долголетие… и, наверное, легче запретить себе привязываться сразу, чем потом лишиться куска сердца. Мой отец чудом не умер от удара, когда пришла весть о моей гибели. Ошибочная, как вы понимаете. Да и ваша матушка… простите.

Он не просил ни защиты, ни жалости — да и жалость только оскорбила бы его, разорвала ту тонкую паутину доверия, что начала появляться между нами. Все же знай я заранее, что мои слова заставят его раскрыться настолько сильно, — прикусила бы язык. Но теперь было бы просто нечестным ответить какой-нибудь банальностью.

— Да, моя матушка, как и ваша тетушка, возлагала все надежды на сына, — сказала я. — Она не пережила потери. И все же, если бы спросили меня, я бы сказала, что, запрещая себе привязываться и любить из страха потерять, — мы теряем сразу. Возможность оставаться живыми, потому что все живое так или иначе чувствует, и только мертвому все равно. Рано или поздно мы потеряем все, вместе с жизнью, но до того момента я предпочту жить. — Я криво улыбнулась, смутившись пафоса собственных слов. — Простите. Не самая подходящая тема для беседы за утренним кофе.