Она подумала что-то вроде «чудо», и удивила меня еще раз. Я не подозревала, что такая рациональная раса, как марсиане, знакома с этим понятием. И заподозрила, что не так уж они рациональны, как мне казалось сначала. Непорочное зачатие, безгрешное супружество… Для землян это, в самом деле, чудо. Символ святости. Для марсиан это, наверное, беда. Беда, о которой не спорят, которой, возможно, даже гордятся, но которая заставляет их идти на убийство землянина, чтобы сохранить жизнь еще нерожденному ребенку. И разве не чудо, что маленькому марсианину необходимо ощущать волны человеческой мысли, земного тепла, чтобы выжить и сформироваться? Впрочем, всеобщая телепатия — уже вполне достаточное чудо, чтобы удивляться чему-то еще.

В тот вечер, когда вернулся хозяин, к нам пришли гости.

Они приходили в строго определенный день. Я бы сказала «день недели», если бы они считали время неделями. Но день всегда был определенный. Я уже знала его и ждала. И как сейчас, я помню эти вечерние собрания, так непохожие на земные. Признаюсь, что вспоминая их, я ощущаю какую-то ноющую тоску. Беспричинную, почти унизительную — ведь я была только незначительной деталью этих сборищ. Чем-то вроде системы жизнеобеспечения для своей хозяйки. Но никто, никогда не дал мне этого понять — ни взглядом, ни мыслью. Они были безупречны. И я вспоминаю их с тоской.

Мужчины садились вокруг большого стеклянного стола и начинали играть в перья. Зрелище, на земной взгляд, было странное. Восемь-десять мужчин, одетых в черное, сидят вокруг стола, безучастно глядя на лежащие перед ними цветастые перья. Никаких птиц на Марсе я не видела, но перья были несомненно, естественного происхождения, а не поддельные. И наверняка — старинные и очень дорогие. Прикасались к ним очень бережно, с уважением. В этой игре было что-то аристократическое, и играли в нее только мужчины. Правил я так и не узнала (подозреваю, что моя хозяйка сама их не знала), но внешне игра заключалась в том, что время от времени кто-то протягивал руку и перекладывал какое-то перо на другое место. После этого все опять глубоко задумывались — бог знает, о чем. Это было бы смешно, если бы не производило впечатление глубокой серьезности. Что-то вроде шахмат — десять игроков за одной доской. И полное безмолвие — я не слышала в это время их мыслей. Они думали про себя.

Кстати, когда я привыкла к телепатии, меня перестал удивлять эффект, который возникал во время этих вечеринок. В гостиной находилось человек двадцать, а то и больше. Они думали друг другу — как люди друг с другом говорят. Но мысли — это все-таки не слова, они не заглушают друг друга, не путаются, как при обычном разговоре. Гул множества мыслей был удивителен — я слышала всех сразу и понимала каждого в отдельности, без всякого труда. Это было очень необычно, пока не стало простым, как все на Марсе.

Женщины обсуждали хозяйственные проблемы, здоровье, и больше всего — беременность моей хозяйки. Беременность была здесь предметом невероятной гордости. Меня, мое происхождение, мое присутствие не обсуждалось никогда. Но меня не игнорировали — вовсе нет. Если бы я «задумала» с кем-то из гостей, мне бы обязательно ответили. Безупречно вежливо, и с готовностью. Но я не делала этого. Никогда. Ни разу.

Как одевались на Марсе мужчины, я уже сказала. Женщины придерживались примерно тех же пуританских взглядов на моду. В доме собирались представители местной буржуазии, но я ни разу не увидела ни на одной женщине украшений. Никаких излишеств — ни кружев, ни перьев, ни мехов. Никаких отделок на платьях. Платья были сшиты по фигуре, не слишком короткие, не очень длинные. И всегда однотонные. Черные, белые, или голубые — неизменно однотонные. Тот же принцип соблюдался во всем — никаких украшений. Цвет в чистом виде, и только.

Я как-то спросила хозяйку, есть ли на Марсе живопись. Спросила потому, что подумала — наверное, тут бы имел успех «Черный квадрат» Малевича. К тому же ни разу, ни в одном доме я не видела картин. Она меня не поняла. Я объяснила, что на Земле дома украшают произведениями искусства, рассказала о картинах. И все-таки она меня не поняла. Я слышала смутный, бесформенный вопрос, который она обратила ко мне, и ощущала свое бессилие. И одиночество. И их превосходство. Потому что живопись — будь она великолепна или низкопробна была им просто не нужна. Так же, как и музыка. Я ни разу не слышала ни единой мелодии, кроме песен ветра. Зато было что-то вроде книг — хозяин много читал у себя в комнате. Но только являлись книгами в нашем понимании. Это были мысли. Хозяйка не очень старалась мне объяснить, каков принцип чтения. Думаю, она была уверена, что я не пойму — ее ответ звучал высокомерно. Но как бы то ни было, я очень сомневаюсь, что эта литература служила для развлечения. Или, что это были стихи. Я сделала эти выводы из одного разговора, когда речь невольно зашла о литературе.

Однажды, когда ее беременность уже подходила к концу, хозяйка задала мне еще один неожиданный вопрос. Я вообще не думала, что это может ее волновать, но… Она спросила — как земляне представляют себе марсиан?

— Они думают, что вас просто нет, — ответила я.

Мне показалось, что она обрадовалась. То ли они в самом деле нас боялись, то ли это показалось ей удачной шуткой. И наверное, она расскажет ее подругам, когда они соберутся на очередную вечеринку. Безмолвную вечеринку — ни музыки, ни смеха. Только вой ветра за стеклами, четкие удары песка в стены дома, симфония множества мыслей. Черные фигуры мужчин, сосредоточенно перекладывающих яркие перья. Она подумает подругам: «На Земле считают, что нас просто нет.» Свежая шуточка, несколько рискованная, поскольку упоминалось слово «Земля». И она подумает об этом, когда я отойду подальше. Из деликатности.

Так или иначе, я решила быть объективной — на Марсе этому учишься быстро. И рассказала, что существует род литературы, повествующей о жизни на других планетах. О Марсе написано немало. Я передала ей некоторые подробности из «Марсианских хроник» Брэдбери.

— Он писал, что вы можете произвольно изменять внешность, что в городах у вас стеклянные башни и глубокие каналы, что марсиане смеются серебристым смехом, слушают музыку, что вы катаетесь на песчаных кораблях, носите маски, развевающиеся длинные одежды, а дети играют с дрессированными пауками…