За беседой незаметно подошли к сельсовету.

Жестянщик оставил свой инструмент на крыльце и вошёл в дом. Стёпка постоял, раздумывая: то ли ждать незнакомого дядьку, то ли сбегать к ребятам, рассказать о новом пришельце.

Но тут послышался голос:

— Стёпка! Иди сюда!

Мальчик обернулся и увидел, что дед стоит на крыльце вместе с жестянщиком.

— Отведи, внучек, Иосифа Иосифовича в хату. Он немного поживёт у нас. А у меня ещё тут дела есть.

Весть о том, что в селе появился жестянщик и что он остановился у Нечипора Цыганка, разнеслась быстро. Не успели Стёпка и Иосиф Иосифович зайти во двор, а там уже собрались женщины. Кто с чем пришёл: с ведром, с корытом, миской, чугунком...

Женщины обступили жестянщика, опасливо спрашивали, сколько он возьмёт за починку.

Иосиф Иосифович весело, поглаживая бородку, отвечал:

— За ведро — коровку, за миску — телёнка. Да ещё смотря с кого, а то и коровы не хватит...

Старая Авдуля не поняла, что он шутит.

— Корову? А что делать таким, как я, у которой коровы нет? — Старуха достала платок и вытерла слезящийся глаз.

Вперёд протиснулась тётка Фёкла — жена кулака Симона.

— Кровопийцев посбрасывали, новые нашлись! — визгливо закричала она, её толстый подбородок затрясся. — Зачем революцию делали? Чтобы рабочие-голодранцы нам на шею сели?!

— Вы, гражданочка, рабочих не трогайте... — строго поглядел на Фёклу Иосиф Иосифович. И потом весело продолжал: — Кто что может, хозяюшки, и сколько может, то и даст. Бульбу возьму, рожь... За всё буду благодарен. — Он протянул руку к старой Авдуле: — Давай, мамаша, твоё ведёрко я дёшево починю.

Целый день работал жестянщик. А к вечеру стали собираться во двор деда Нечипора женщины. Приносили плату за починку посуды: кто картошку, кто буханку чёрного хлеба, кто немного зерна. Пришла и Фёкла с котомкой бульбы. Запричитала, заохала:

— Гляди, какая уродилась... Мелкая, и так мало её...

«Вот старая врунья! — подумал Стёпа. — У них же столько бульбы, да крупная, одна в одну. Ни у кого такой на селе нет. Вот сейчас тебе Иосиф Иосифович скажет».

Но жестянщик молчал. Он только махнул рукой: ладно, мол, хватит того, что принесла.

А когда Фёкла ушла со двора, Стёпа поднялся и зло сказал:

— Ох и гадина! Скареда! Скопидомка!

— Ты кого это честишь, Степан Миколаевич? — спросил Иосиф Иосифович, присаживаясь на завалинку.

— Да тётку Фёклу! Я у них работал почти всё лето и осень. Так Симон дал мешок бульбы да сапоги старые. А когда договаривались о работе, новые сапоги обещал. Бульбу-то даёт, будто она последняя у них. А у самих жита полные закрома и бульбы столько, что не знают куда девать. Земли вон сколько нахватал себе Симон. Всех сирот да старух обобрал... И поп такой же жадюга, я у него сейчас работаю. Он и дружки его всем заправляют!

— Придёт время и на них, Степан, — как-то очень тихо проговорил Иосиф Иосифович и твёрдо добавил: — Придёт!..

* * *

Рано утром Степан пошёл на работу к попу. Солнце только поднялось. Мальчик постучал в ворота. Попадья открыла калитку.

— Будешь бульбу перебирать. Иди к погребу. — Она зевнула и стала быстро крестить широко разинутый рот. — Ох, господи, помилуй нас, грешных!..

Из сарая вышел звонарь с мешком картошки, молча высыпал её на землю перед Стёпой.

— Начинай! — сказала попадья. — Не лодырничай!

Скучное это дело — перебирать бульбу. Работа не тяжёлая, но канительная. Всё время, нагнувшись, бросаешь: крупную — в одну сторону, мелочь — в другую.

За плетнём проскрипела телега. Потом стукнула калитка, и Стёпа увидел: во двор вошла высокая, нескладная женщина. В кожухе, на голове тёплый платок, на ногах лапти.

Навстречу ей из сарая вышел звонарь.

— День добрый, — тихо поздоровалась женщина. — Дома ли отец Онуфрий? Ребёночек родился, окрестить нужно.

— Ребёночек, говорите?— ответил звонарь. — А отец Онуфрий хворый.

«Вот брешет, — подумал Стёпа. — Поп же совсем здоров».

Ещё тише заговорила женщина:

— Хоть чуток покурить бы мне. Прямо уши опухли без курева...

Стёпа удивился: в жизни своей не видывал, чтобы женщина курила.

— Тише, Бодяга. Здесь мальчишка бульбу перебирает, как бы не услышал.— Звонарь протянул «женщине» недокуренную цигарку. — На, бери!

— Да что этот мальчонка соображает!

— Они теперь все умники. Я здесь пожил, знаю. Не то что вы, там, в лесу.

«Женщина» хихикнула баском и со вкусом затянулась дымом цигарки...