«Общаться стану я с врагом моего врага». Общаться с врагом моего врага. Что ж. Прекрасное совпадение. Дархан слабо верил в загробный мир, но на всякий случай поблагодарил Зулфигара за спасение.

Шара совсем расхворалась. Кашляла, отказывалась пить бульон. Изредка Алмазу удавалось влить в нее пиалку так любимого Шарой зеленого чая. Дархан сидел рядом и нюхал руки, насквозь пропахшие ружейным маслом.

— Давай я ей собаку подстрелю. Их в городе целые стаи. Жир там, может еще чего?

Алмаз покачал головой, осторожно снимая горчичник с дряблой старческой груди.

— Бредит?

Алмаз понуро кивнул.

— И бредит тоже.

— Умрет?

— Все мы умрем.

Дархан молча чистил оружие, Алмаз возился на кухне с ужином. Вернувшегося брата Алмаз ни о чем не спрашивал. Дархан же ничего не рассказал. Да и зачем нужны слова, когда итак понятно. И все же Дархан нарушил тишину первым.

— Знаешь, почему я Закира не убил? Думаешь, струсил?

Алмаз, не поворачиваясь к брату, снова пожал плечами.

— Я такое в городе за эти дни повидал. Я тетку видел. Ее закировцы на куски порубили. И на заборе развесили.

Дархан долго наблюдал за ощипывающим вяхиря Алмазом, но тот не реагировал на его слова. Поняв, что не добьётся никакой реакции, Дархан буркнул:

— Она стариков убивала. Старух. Тех, кто не мог дать отпор. И вот кто из них тварь? Скажи мне? Нет, ты скажи!

Дархан подошел к брату и стал дергать за старенький, полинялый, на два размера больше свитер.

— Отстань. Да отстань ты. Мне бульон варить надо. Угля почти не осталось.

Дархан и сам понял, что задирает брата. Похлопав его по плечу, он вернулся на место. Но там, в темном углу под коридорной вешалкой, словно злой бес вселялся в Дархана.

— А закировцы — совсем ни о чем.

— Что значит — ни о чем?

— Мертвые они, брат. Я их один могу переколошматить. По трое ходят, беспечные, какие-то совсем лоховатые. Теперь я точно уверен, никакого организованного сопротивления тут нет. Было бы — закировцев в раз бы переколотили.

— А женщина? Которую они на куски порубили. Та, что стариков убивала? Думаю, эта зима будет последней. Мало нам Арты?а. Мало нам радио. Закировцы, мародеры, собаки. Теперь вот мы сами друг друга жрем и на куски режем. Может и хорошо, если Шара…

Алмаз осторожно выглянул из кухни. Шара тяжело дышала, возможно спала. Дархан прислушался к монотонному шипению.

— Слушай, а ты никогда радио не слышал?

Окровавленным ножом, не глядя, Алмаз указал в сторону радиолы.

— Каждый день.

— Нет. Я не про это. Про зу-зузузу. Ну короче, когда оно активничает. Когда убивает.

Алмаз протер рукой, в которой сжимал нож, усталый лоб.

— Никто не слышал. А тот, кто слышал, уже покойник.

— Я слышал, — Дархан даже подбежал к брату, — я слышал и чуть внутренности не выплюнул, — Алмаз безразлично отвернулся к столу.

— И радио твое. Четыреста пятьдесят два, четыреста пятьдесят два. Знаешь, что это такое? Это зулфаят. «Общаться стану я и с негодяем, и с клятвоотступником и хоть с еретиком, коль враг он моего врага!»

Алмаз ухмыльнулся.

— Ну как, пообщался?

Дархан надолго задумался.

— Погоди ка, ты думаешь оно… — Дархану на минуту стало стыдно от своей тупости. Как такая простая мысль не пришла к нему в голову прежде? Несколько ночей на воздухе и все мозги себе выстудил что ли?

Дархан бросился к радио, начал крутить настройку.

— Эй, четыреста пятьдесят два, четыреста пятьдесят два? Эй, враг моего врага.

Радио шипело, пищало, пару раз даже удавалось поймать писклю, но куда-то делись теперь эти проклятые цифры. Дархан в недоумении посмотрел на брата. Тот лишь пожал плечами.

— Совпадение, братка. Ложись спать. Я подежурю.

Дархан крепко спал и снилась ему дедовская корова. Чертовой скотине вздумалось побродить по окрестностям, не заходя в родное стойло. Маленький, десятилетний Дархан пытался гнать ее к воротам хворостиной. Куда там, корова мычала, сгибала заднюю ногу, грозилась лягнуть. Навстречу шел хмурый лупоглазый мужик в клетчатой рубахе. Посмотрев на корову, промолвил:

— Это что, кудрявого Марата что ли?

Зареванный Дархан лепетал, что именно Марата, дядьки, к которому приехал погостить на лето. Лупоглазый крепкими, точными ударами по хребту и бокам погнал непослушное животное к голубым воротам. Дархан знал, что будет дальше — хворостина надломится, а побитая корова от злости и мести ради понесется в незакрытый огород, где в огромных яловых сапогах будет ее гонять кнутом и материться на чем свет стоит Абис-ака, отец Марата. Дархану же ничего не сделают лишь спросят, зачем не уследил за колченогой сволочью.