— Эй, вставай. Вставай же…

Село, корова, Абис-ака и даже его сапоги улетели куда-то прочь. Дархан проснулся. Брат нервно теребил его за плечо.

— Что? Уже? Разве моя смена? — Дархану до смерти не хотелось покидать теплую, с таким трудом нагретую постель.

— Дареке, быстрее, там радио…

Что-то в голосе брата заставило его вскочить и, как есть, не натянув штанов, броситься к радиоле.

«Шестьсот сорок четыре, двенадцать, двести сорок два, семьдесят восемь, сто тридцать три…»

Дархан в недоумении посмотрел на брата, тот лишь пожал плечами.

— Минут пять уже так…

Дархан начал сметать все со стола, оглядываться по сторонам, наконец, схватив тряпкой из жаровни уголек, принялся чертить на стене — четыреста одиннадцать, сто шестьдесят один, восемь…

Дархан еще раз проверил снаряжение Алмаза. Крепкая спецовка, под ней — толстый безразмерный свитер. До невозможности задрипанные, но теплые кроссовки. Темная полукруглая шапка. Такие называют «пидорками». Почему? Дархан и сам не знал. Вроде что-то связанное с числом «пи» и окружностью. Но больше ему нравилась легенда Сереги, друга из Ростова. Оказывается, в начале двадцатого века питерские рабочие ходили в фуражках смутно напоминавших нынешние полусферы. Оттуда и пошла «питерка», которая бойко и уже навсегда получила свое нелестное название.

— Очки у тебя конечно… побольше не нашел?

Алмаз виновато пожал плечами. У Дархана сжалось сердце. Похлопав брата по плечу, он сказал:

— Я найду тебе очки, братка. Самые лучшие найду. Если надо, все оптики перевернем.

— Сначала лекарство, — Алмаз показал на тяжело дышащую Шару.

Дархан проверил автомат, подтянул ремень. Переспросил брата.

— Там, куда идем, оно точно есть? Вдруг все израсходовали?

— Закир бережливый, падла. Философия у него жуткая. Коли суждено человеку умереть, то пусть помирает. Ну а если жить будет, то и без лекарств выживет. Короче, выдавал чуть не под расписку.

Дархан внимательно смотрел на брата. Смутившись, тот сказал:

— Ты не думай, мы в контейнер не сунемся. Есть у меня заначки по городу. Не антибиотики, конечно. Там порошки. Готовится несложно и хранится до черта. Лишь бы в холоде.

— Слушай, Алеке. Останься. Шаре совсем плохо. Какой мне с тебя прок?

— Сказал — нет, значит нет. Это же ты со мной напросился.

Крыть было нечем. Братья отправились в путь.

Отодвинув тяжелую плиту, Алмаз начал методично, неторопливо расшатывать едва заметный, присыпанный грунтом кирпич. Дархану почему-то представился старый, ворчливый дед, которому в госклинике нерадивый, пьяный стоматолог пытается удалить зуб по квоте.

— Странно, что не нашли. Столько собак…

Алмаз молча показал на рыжие крошки, густо усыпавшие железный лист, прикрывавший тайник.

— Махорка. От собак. Да и не используют их давно.

— Алеке. Все же давай в библиотеку заглянем. Очень уж хочется разыскать Бебахтэ. Сам слышал, что по радио творится.

Кряхтя, Алмаз вырвал наконец-таки зуб-кирпич, за ним какую-то деревяшку, а уж после из самой глубины извлек он на свет Божий, а точнее — непроглядную подвальную мглу медицинский бикс, обернутый в грязную ветошь. Отобрав несколько пакетиков — коричневатых, плотных свертков бумаги, он осторожно обернул бикс ветошью и спрятал на место. Поглядев на Дархана, устало сказал:

— Да нет никаких книг. Как отопление отключили, так все книги и растащили на растопку. Уголь, а его тут, кстати полно, уже потом использовать стали. Может дома у кого осталась. Но как узнаешь?

Дархан все же настоял на своем. Библиотека находилась в двухэтажном полуразрушенном доме, неподалеку от кулинарного техникума. Залы были пусты, на полу валялись редкие книги, многие — без обложек. Где-то на полках еще покоились справочники, словари. Запомнился одинокий, порыжевший от старости томик то ли с мулом, то ли с ишаком на обложке. Книжка называлась «В гостях у кулана». Дархан словно нарочно раскрыл ее на месте, где был изображен помет кулана, лошади и зебры. В подписях к посредственным черно-белым рисункам автор упорно и настоятельно убеждал читателей в огромной их разнице, но для Дархана какашка оставалась какашкой. Залаяли собаки. Дархан и Алмаз пригнулись, но, к счастью, никого на пустынной улице не оказалось. И все же визит в библиотеку не прошел даром. Удалось отыскать путеводитель по городу с телефонами и адресами госконтор и частных учреждений. Темнело. Пора было возвращаться домой.

Шара морщилась. Нехотя тянула мутную, похожую на молоко горячую жижу. В тарелку положили тушеный баклажан, немного жареной картошки и свежую, всего час назад сорванную с грядки морковь. Поев, Шара уснула. Алмаз тоже прилег. Дархан слушал радио и листал справочник, выписывая в ученическую тетрадь адреса коллежей, техникумов, книжных магазинчиков и литературных киосков. Он разыщет Бебахтэ. Разыщет непременно. К тому же радио несло неведомую тарабарщину из цифр, писков и кваканий. Повернувшись к радио, Дархан сказал тихо, почти ласково.

— Эй, если ты меня слышишь, не убивай. Найдем Бебахтэ, поймем тебя. Слышишь? Четыреста пятьдесят два?

Радио продолжало вещать, меняя лишь порядок цифр. А потом цифры пропали. И снова писки-визги, кваканье.

Дархан листал фотоальбом. Похороны. Снова похороны. Детские гробики, железные, закрытые. Инфекция. По-другому нельзя. Пять гробов разом. Одна семья? Да нет, на фото плачущие люди совсем непохожи друг на друга. Снова больница. Коробки, пакеты. Грузовики в ряд. А вот и бетономешалка. Старая. Дархан лет двадцать таких не видел.