Шрифт:
Несчастный, в котором не должно было остаться и капли жизни, из последних сил пытался выбраться из пылавшего костра. Увы, палачи и истязатели удерживали его, придавливая ноги сапогами, а потом кто-то притащил длинную узкую палку. Прижав ей тело несчастного, изверг старательно удерживал корчившееся тело, которое, ярко вспыхнув напоследок, вызвало звериную радость толпы. Палачи бросились обнимать друг друга, в животном исступлении один из палачей, и тот, что принес палку, начали сношать проститутку в фуражке. На крышу высыпали еще люди, которые принялись палить в воздух.
Дикий, бессмысленный карнавал продолжался до утра, кто-то спустился вниз, кто-то остался спать на крыше. Заря застала потухший костер, валявшихся пьяных бойцов и одного из палачей, тащущего за ногу не то пьяную, не то мертвую проститутку.
Алмаз с любопытством разглядывал салатовый телефон. Дархан неспешно подключил его, проверил индукцию и в назначенное время накрутил номер. В этот раз взяли быстро. Без приветствия, Закир тут же спросил:
— Когда?
Такой тон не понравился Дархану. В первый их созвон Закир казался сговорчивее. Теперь даже в этом коротком слове слышались нетерпеливые раздражительные ноты. Пути назад не было. Сглотнув слюну, Дархан промолвил.
— Точного времени нет. Возможно ночью.
— Мне нужна конкретика.
— Нет конкретики. Мы уже обсуждали. Механизм запущен. Остается только ждать.
На том конце возникло молчание. Оно изматывало Дархана. Говорить было больше не о чем. Дархан уже хотел нажать на рычаг отбоя, когда Закир произнес.
— Знаешь… хочу тебе кое-что сказать. Так, по-дружески. У меня здесь пара бойцов очень тобой интересовалась. У одного в моем доме погибла девушка. У второго — дядька. Тот ему заместо отца считался.
Дархан посмотрел на брата. Меньше всего он хотел, чтобы брат заметил его реакцию. Но тот глядел в окно на пустынную улицу, по которой ветер нес невесть откуда взявшуюся пожелтевшую газету.
— Ты меня слышишь?
Дархан ответил тихо, стараясь не поддаться эмоциям.
— Да.
Что-то зашуршало в трубке.
— Мне очень трудно будет удержать людей, если сегодня ничего не получится.
— Получится, — слово это вылетело слишком поспешно, слишком неуверенно. Дархан злился на самого себя.
Он не боялся Закира. Ни когда попал в плен, ни когда совершал покушение. Но мерзкий, едкий, липкий страх колючим ежом лез-царапался в душу. Противно было за то, что совсем недавно миндальничал как девка с панели с этой мразью. Стыдно — от того, что поверил, дал себя провести. Уже сейчас, когда еще ничего не случилось и никакие договоренности не были нарушены, Закир ведет себя как хозяин положения. Он зализал раны, собрал остатки банды. Что ему помощь Дархана, а точнее — Роя? Дархан сам видел, как новая власть пьяной валялась на крыше, таскала шлюх за ноги и мочилась из разбитых окон. Закир порвет их голыми руками. Остальных прижмет своей суровой жестокостью. Наведет ли он порядок в городе? Или устроит репрессии? Дархан был уверен в одном — слушать его Закир больше не станет никогда.
Дархан с песьей злостью бросил телефон на рычаг. Трубка треснула, но не сломалась. Брат в испуге посмотрел на него.
— Ты чего?
Вместо ответа Дархан сел на холодный бетонный пол, закрыв лицо руками.
Они сидели в пустом огромном гулком кабинете, служившем Дархану наблюдательным пунктом. Бинокли сиротливо покоились на невесть как сохранившейся искореженной тумбочке. Никто не вел наблюдения. Было темно и холодно. Алмаз кидал осколки раскрошенного бетона в кучу хлама, возле которой нашел себе пристанище Дархан.
— Дареке?
— А?!
— Пошли домой!
Дархан, горько усмехнувшись, подобрал крупный кусок и бросил его в кучу.
— Дархан. Пошли домой.
— Зачем?
— А здесь что ждать? Роя? Атаки Закира?
Дархан пожал плечами. А потом совершенно неожиданно спросил:
— Помнишь к нам на дачу сова залетела.
Алмаз улыбнулся. Прекратил кидать осколки.
— Помню. Мать все кричала, чтобы мы не подходили.
Теперь улыбнулся и Дархан.
— Пахан покрывало с кровати сдернул. На сову накинул. Нас с собой взял. Сову за речку понес. Когда сапоги снимал, я сову держал. Честно говоря — очковал немного. А вдруг клюнет.
— Так в покрывале же, — Алмаз бросил еще камешек.
— Вот и подержал бы. Чего не держал? Небось с нами ходил. Или не помнишь?
Алмаз встал, размял затекшие ноги, отряхнулся.
— Мне не давали сову. Я же маленький, — Алмаз искренне, словно смущаясь улыбнулся.
Дархан внимательно посмотрел на брата. Маленький. Такое важное слово. Для пазла их сложных отношений Дархану как раз его не хватало. Маленький. С детства и родители, и родня, и сам Дархан лишали брата права на ошибку. А теперь, когда прошли годы, тромбили за любую попытку проявить себя. Неудачи воспринимали как закономерность. Редкие победы — за случайность.