Машка растерянно и восхищенно взирала на них.

— Слава богу, это вы!

— А кого ты ждала? — прошипел Илья.

— Я, э, ну ладно, все равно придется вам все рассказать. А вы здесь почему?

— Тонька позвонила и тебя заложила. Волнуется она сильно.

— Ах, добрая женщина. Слава богу, что заложила. Я-то испугалась, что она молчать будет.

— Марья, выкладывай, кому звонила и что говорила, — напирал Илья.

Вместе с Печкиным они вальяжно расположились в креслах гостиной. Машка подпрыгивала у столика, нервно передергивая плечами.

— Чайку, кофейку? У меня и котлеты есть, будете?

— Маш, ты от вопроса не уходи. Мы люди ко всему привычные, так что сначала мы выслушаем твой подробный отчет, а потом уж и напитки пригодятся. — Печкин усадил Марью на журнальный столик и пригрозил: — Времени в обрез. Выкладывай, умница ты наша, кого ты провоцировала?

Марья насилия и давления не переносила, как и любой самостоятельный человек. Она легко вспорхнула с журнального столика и пересела на диван.

«Несносные люди. Я для кого старалась! Для всех нас я старалась. Ну, может, я и не крутая умница, однако принимать решения способна, и не только принимать, но и действовать. Ишь, гении розыска. А результаты где?»

Она вытянула ноги и полюбовалась ими.

— Игнатьеву Иллариону Егоровичу я звонила. Кому ж еще?

— Замечательно придумано. Маш, что ты ему сказала, желательно дословно. — Печкин не сводил глаз с Сергеевой.

— Сказала, что знаю, кто убил Гришку. Пойду в милицию и напишу заявление. Спросила у него, где сейчас Гришка.

— Что ответил Игнатьев?

— Что намеки мои к нему не относятся. Что доказательств у меня нет и не будет. На этом и распрощались. Пойду, чайник поставлю. — Машка меланхолично поднялась, направилась в кухню и загремела посудой.

Андреев и Печкин гуськом последовали за ней. Они заполнили малогабаритную кухню целиком.

— Маш, а чего ты такая перепуганная была, когда мы в домофон звонили? — тихо спросил Илья.

Машка покачала головой и вздохнула.

— Я не испуганная была, я в обморочном состоянии была, потому что решила, что это Игнатьев пришел со мной разбираться.

Она достала чашки, одна из них вывалилась у нее из рук и разбилась вдребезги.

— Это к счастью, это к счастью, — забормотал Илья и лихорадочно начал собирать осколки.

— Надеюсь, — всхлипнула Машка. — Брось, я сейчас пылесос достану.

— Маня, не реви, все к лучшему. С тобой ничего не случится, — голос Ильи дрожал.

Печкин молчал и хмурил брови.

— Очень хочется верить. Потому что весь свой запас сопротивления несчастным случаям я уже израсходовала. И одна я боюсь оставаться. — Машка высморкалась в бумажный платочек и страдальчески сморщила нос.

— Одна ты не останешься. Даже не надейся. — Печкин потянулся за платком. И в этот момент раздался звонок мобильного.

Марья вздрогнула и оглянулась.

— Не волнуйся, это мой, — успокоил ее Печкин.

— Алло, Игорек? Да, весь внимание. Отлично. Значит, машина зарегистрирована на ее имя. «Форд»? Ясно. А племянничек доверенность имеет? Порядок. Дальше…

Он замолчал и долго выслушивал новости своего подчиненного.

Машка заварила чай и разлила его по чашкам. Автоматически отхлебнула кипяток и взвыла. Она страдала. На глазах вновь выступили слезы. Марья решительно смахнула их рукой и заморгала.

Что за жизнь? Почему такая несправедливость? Сергеева жалобно посмотрела на Илью. И он мгновенно отреагировал.

Вырвал из рук Марьи чашку и принялся переливать чай из чашки в стакан и обратно, усердно дуя при этом на жидкость.

— Ладно, я перезвоню. А главное, глаз не спускать с Галкиной. Головой отвечаешь. Никого к ней. Сегодня — никого. Я приеду ближе к вечеру. Да. Отбой.

Анатолий Михайлович повеселел и протянул руку к чашке.

— Верной дорогой идем, братцы. «Форд» действительно зарегистрирован на Городницкую Василису Аркадьевну, а у Игнатьева есть доверенность.

Машка встрепенулась.

— Ого, какие новости, значит, не зря я звонила! — похвасталась она.

Печкин почесал затылок и осторожно проговорил:

— Ты, главное, не дергайся, но звонила ты напрасно.

— Да? — недоверчиво спросила Машка. — Вы угощайтесь, угощайтесь.

— Теперь придется проявить большую осторожность. Надо полагать, Игнатьев начнет суетиться.

— В смысле? Ты думаешь, он попробует меня укокошить еще раз? — возмутилась Марья.

— Примерно так, — кротко ответил Печкин.