— Я без всяких «вроде» боюсь, — огрызнулась Машка и послушно прокричала: — Кто там? — Голос ее срывался.

— Телеграмма международная, откройте и распишитесь.

— Какая телеграмма, я не жду никаких телеграмм.

— Тут отправитель господин Ле Пенье, кажется, — вежливо ответили из-за двери. — Вам знакомо это имя?

Машка молчала.

Илья изобразил динамичными бровями большой вопрос и потыкал в Машкин лоб пальцем.

— Конечно, знакомо, это президент фестиваля, — с досадой прошипела Марья. — Ты что, не помнишь, я же вас знакомила? Вспомнил? Маленький такой, толстенький, черненький.

Илья пожал плечами.

«Да мало ли с кем меня знакомили! Французы все как на подбор черненькие. Тоже мне примета! Вдобавок фамилия Ле Пенье! Не помню никакого Ле Пенье».

Илья схватил Машку за руки и свистящим шепотом стал отдавать распоряжения.

— Открой дверь и пригласи его войти, обязательно на кухню. Начнешь действовать, когда я сделаю вот так, то есть подам тебе определенный знак, кивни, если поняла. — Он продемонстрировал здоровый кулачище.

Машкины глаза блеснули. Она кивнула.

Илья бесшумно метнулся в сторону кухни, открыл дверцу встроенного шкафа и присвистнул.

Узкий стенной шкаф был забит разнообразными Машкиными вещами, которые, по ее мнению, вышли из моды, однако расстаться с ними было нелегко.

Илья выволок ворох одежды, бросил его на диван в гостиной и прикрыл дверь в комнату.

Машка округлила глаза и подбоченилась, выражая, таким образом, свое неодобрение и тревогу.

Любимый развел руками и с трудом, тихо матерясь, втиснулся в стенной шкаф.

Машка проглотила ком в горле и уставилась на кулак, появившийся из встроенного шкафа. Она перевела дух. Поднялась с коленок, набрала воздуха в легкие и прокричала:

— Одну секунду, открываю.

Звякнула цепочка, щелкнул замок, сердце заколотилось как бешеное. Сергеева распахнула дверь.

— Добрый вечер. Проходите, пожалуйста, за мной. Извините, что так долго. Я дома одна, вот и проявляю некоторую осторожность.

Высокий почтальон пробормотал нечто невразумительное и проскользнул в квартиру. На голове его восседала громадная кепка, нависающая на темные очки.

Марья боком, боясь повернуться спиной к незнакомцу, провела его на кухню и там с облегчением плюхнулась на стул.

— Давайте телеграмму.

— Ах, Мария Юрьевна, Мария Юрьевна, как же вы неаккуратны, — раздался приятный тенор, и почтальон не спеша снял кепку и очки.

Марья охнула.

Все остальное произошло молниеносно.

Илья материализовался из встроенного шкафа. Он ударил Иллариона по голове своим кулаком. Игнатьев обмяк и стал медленно-медленно падать.

Детектив подхватил обмякшее тело врага и усадил его на стул. Откуда-то из недр карманов Ильи появились наручники.

Игнатьева сковали по рукам и ногам.

Илья рассматривал здоровую кепку Иллариона.

— Где ж ты этакую красоту купил? Или украл?

Машка находилась в оцепенении и облегчения не испытывала. Ее подташнивало.

Глаза Иллариона налились ненавистью, он выругался и сплюнул.

— Ты, потише, красавец, сбавь обороты, — угрожающе произнес Илья. — Ишь, нервный какой. Сейчас будем мило беседовать. Сиди тихо, урод. — Он грубо обыскал Иллариона, вытащил мобильный телефон и углубился в его изучение.

Затем набрал номер и ухмыльнулся.

— Толик, у нас новости, навестил нас Илларионушка. Да. Почтальоном прикинулся. Кепочка, очечки, большой артист. Нет, не прав. Обижаешь. На кухне восседает. Злится очень. Ждем-с. Как Ольга? Порядок. Отбой. — Он потер руки и включил чайник.

— Будем продолжать банкет. Будешь врать или молчать? — обратился к Игнатьеву Илья.

«Почтальон» ничего не ответил и закрыл глаза.

Наступил вечер. За окном зашумел дождь.

Машка медленно сползла со стула и незаметно удалилась из кухни. Она прошла в ванную и долго-долго умывалась холодной водой. Затем накапала себе валокордина и выпила.

Долго рассматривала свое отражение в зеркале, пытаясь найти приемлемое выражение лица.

После бесплодных попыток она провела щеткой по волосам, припудрила нос и собралась с силами, чтобы вернуться к мужской компании.

«Как грустно. Вот и злодея поймали, можно сказать, с поличным. А радости или удовлетворения нет. Почему? Неужели я его жалею? Вернее, жалею себя».

Машка прислушалась к неясному бормотанию Ильи.

«Надо идти. Теперь главное — выяснить все подробности про Гришку. Непонятно даже, что лучше: неизвестность или жестокая правда?