— Причастна, причастна, а насчет доли сомневаюсь. Судя по всему, Илларионушка делиться ни с кем не любит.

— Господа офицеры, тогда объясните мне, недалекой, в чем соль? Куда и почему исчез Гришка, убили ли его? И зачем все это понадобилось Иллариону? — Машка подперла подбородок кулачками.

— Э-э-э, знаешь, если забыть про Союз Девяти и всю эту мистику, то я склонен поверить в то, что суть дела Вольского довольна проста. Деньги, или ревность, или месть.

— Как ты можешь не принимать во внимание чудесное? Ведь меня Гришка два раза спас. Я у Ленки Коршуновой на сеансе чуть дуба не дала от страха. Папку видела. Гришку видела. И еще восемь фигур. Это не считается?

— Маруся, я не ученый по тарелочкам, и не генетик, и не специалист по данной теме. Я не могу опираться на чудесные спасения, видения и явления. И я не работаю экстрасенсом. А главное, совершенно не желаю заниматься расшифровкой мистических знаков судьбы. Я работаю с реальностью. А в высших силах ничего не понимаю.

— Если ты не понимаешь ничего в высших силах, то это не означает, что их не существует, — закричала Марья.

— Ничего мистического в Огурцовой я не заметил. А твои видения, прости, конечно, не доказуемы.

— Значит, я все придумала? Или с ума сошла?

— Немного преувеличила от расстройства чувств, — примирительно заметил Илья.

Зря он так выразился. Ох, зря.

Машка пришла в ярость. Она забегала по тесной кухне, затем выскочила в комнату, сделала круг и вернулась к гостям.

— Идиоты. Получается, если вы с позиции здравомыслия объяснить происходящее не можете, значит, происходящего не было. Вы оба идиоты. Так рассуждают только идиоты.

Мужики переглянулись и застонали.

— Машуня, кончай агитировать. Мне ехать пора. Илья, проводи меня. — Печкин вышел в прихожую и стал натягивать куртку.

— Ты к Василисе? — встревоженно спросила Машка.

— Нет, Василису на ночь оставим. Сейчас к Ольге съезжу. Потом назад к вам. Не грустите. Я быстро. — Анатолий Михайлович многозначительно взглянул на напарника.

— Мы грустить не будем, мы чуть-чуть повоюем, немного поругаемся, — успокоил Илья. — Правда, Машенька?

— Очень остроумно, — зашумела Машка.

— Все, пока. Соблюдайте осторожность. Маш, это тебя касается в первую очередь. Никаких походов в магазин и в аптеку. Илья, не проспи. Я позвоню.

Когда за Печкиным захлопнулась дверь и Марья уже открыла рот для протеста, Илья перекинул строптивую женщину через плечо и немного с ней попрыгал. Высоко не получилось.

— Отпусти сейчас же, хулиган!

— Не ругайся. Тебе не идет, рыбка моя золотая.

Он бережно усадил Марью в кресло и расположился на полу, крепко сжимая ее лодыжки.

— Придется тебе слушаться меня беспрекословно. Будем ждать реакции Иллариона и сидеть тихо-тихо. Никаких телодвижений. Только по моему разрешению и по моей команде.

— Я не собака, чтобы команды выполнять, — капризничала Машка, — отцепись от меня.

— Не злись, рыбка. Лучше поцелуй меня.

— Разбежался, — надула губки Марья. И чмокнула его в макушку.

Илья закрыл глаза и расплылся в блаженной улыбке.

— Голодный? — спросила Машка.

— Очень-очень, а ты готовить умеешь?

Машка, кряхтя, встала и направилась на кухню.

— Умею, разумеется, но не люблю, — ворчала она.

Илья шел за ней по пятам.

Пока Машка рыскала в холодильнике в поисках котлет, Илья читал газету и благодушно хмыкал.

От резкого звонка в дверь Марья подпрыгнула и зажала рот руками.

— Это Илларион. Господи, помоги, — прошептала она в панике.

Илья фыркнул и успокаивающе возразил:

— Наверное, Толик вернулся, забыл что-нибудь.

— А чего же домофон молчал?

— Ну, кто-нибудь вошел и Толик с ними.

— Ладно, я открою, но сначала спрошу, кто там, — пробурчала Марья.

Она на цыпочках подкралась к входной двери и заглянула в глазок. Это был не Печкин.

Она присела на корточки и стала подавать знаки Илье.

— Иди сюда, это не Печкин, дурак ты, — шипела сквозь плотно сжатые зубы Марья и рукой манила к себе любимого.

Илья всполошился и, мгновенно оказавшись в коридоре, уставился в глазок.

Он хмыкнул и прошептал:

— Спроси, кто. Вроде ты дома одна и всего боишься, поняла?