— Возможно.

За нашей беседой Семушкин следил, открыв рот. Понятное дело, прочитать мысли он не мог, а самому сообразить не получалось. Пришлось ему объяснять.

— Игнат, если на заклинание откликнулись только Бурканские, значит, твой отец был кто-то из семьи. К примеру, дальний родственник, но из рода. Такое порой случается.

Семушкин распахнул рот и замер. В его голове с почти уловимым скрипом двигались шестеренки мыслей.

— Так выходит… я действительно один из рода? А остальные умерли? Тогда почему же вы считаете, что заклинание удалось?

— Потому что отец твой жив, балда, — Август Никифорович выдал юноше затрещину.

— Тогда почему, вообще, заклинание подняло мертвых?

— Потому что в архиве тебе дали сведения конкретно по запросу. Спросил бы, что хочешь знать имя отца, результат был бы другой.

— Без внятного задания, результат так себе, — кивнул Август Никифорович.

— Но я же не думал…

Еще одна затрещина от служителя неба оборвала фразу Семушкина.

— И что мне сейчас делать? — спросил он. — Меня арестуют?

— Выпороть бы тебя хорошенько, — проворчал Август Никифорович, — может, мозги в голове заведутся.

— Но я бы отправил учиться. В столицу. Там магов жизни хорошо натаскивают.

— Я готов! Готов! — Семушкин вскочил и вытянулся.

— Сначала разберемся с тем, что творится в городе. Из-за тебя мы потеряли кучу времени, — строго сказал я. — Что вчера на совещании обсуждали? Нашли что-нибудь стоящее?

— Нет, — он повесил голову. — Просто устраивали очередной мозговой штурм на идеи. Поэтому очень вас ждали.

Я только вздохнул. И откуда такие умники только берутся?

Но если вопрос с поднятием мертвецов мы все же решили, то с ритуалом, до которого меньше суток, — нет. Я все еще сомневался в том, что проклятие существует, а та же беда с артефактами в соборе — это такое же совпадение. Надеюсь. Очень.

Так, или иначе все равно оставались похищенный и разрушенный кристаллы, и в этой загадке нам еще предстояло разобраться.

— Август Никифорович, а когда начали рассыпаться артефакты? — задумчиво спросил я.

— Точной даты не назову. Точно меньше года. Остолоп наш хранитель, чтоб его кошки съели, до последнего не признавался, — вздохнул он. — Пока у меня на глазах не треснул бытовой кристалл во время уборки, так бы и не знал.

— Даже бытовые? — удивился я. — И что сказал хранитель? Когда началось? Точнее, когда он заметил?

— Говорит, что месяцев семь-восемь. Я узнал меньше полугода назад. Но к тому времени мы лишились всего.

— А не стал ли разбитый артефакт причиной всего этого? — я имел в виду те осколки, которые мне служитель показывал.

— Думаете? Интересная мысль, — лоб Августа Никифоровича пошел морщинами. — Но как это проверить?

— Никак. Были бы записи или хотя бы конкретные показания с датами… Ваш остолоп мог что-то на эту тему написать? Может быть, это есть в архиве?

— Спрашивал! Увы! — кулак служителя впечатался в его же колено. — Дурень даже думать боялся, а тут записать! Нет.

— Как, вообще, можно разбить такой артефакт? — вдруг подал голос Семушкин. — Они же древние. Я думал, такие штуки крепкие.

— Все так думали. А вот такая напасть случилась, — недовольно ответил Август Никифорович.

— Нужно искать причину, — я поднялся. — И она не в ритуале, я уверен.

— Как бы то ни было, осталось совсем мало времени до субботы. Если мы второй раз не обновим благословение, то боюсь, город будет предан огню.

— Зачем огню? — удивился я. — Очистительному?

— Нет, просто сгорит все к хренам, — Август Никифорович рубанул ладонью воздух. — Люди уже три раза пытались поджечь собор. Я замучился заклинания обновлять.

— Предлагаю все же немного отдохнуть и потом соберем совещание, — я глянул на Семушкина и тот кивнул.

Попрощавшись со служителем, мы с Игнатом отправились завтракать в ближайшую таверну.

На дворе середина дня, собаки истошно лаяли на бродячих кошек, в переулках кто-то завывал пьяным голосом народную песню, а я просто хотел есть.

Вид шкворчащей на сковородке яичнице с румяными колбасками и ломтем хлеба привел меня в благодушное настроение. А когда принесли свежий квас в запотевшем кувшине, мне даже захотелось улыбнуться. Но делать этого я, конечно же, не стал.