Тихий стук по стеклу заставляет меня испуганно вздрогнуть. Поднимаю голову, из окна кухни мне машет Дима. Встаю и распахиваю балконную дверь. Зимин поглядывает на телефон в моей руке и насмешливо хмыкает.

– Всем сказок нарассказывала?

– Ты закончил? – задаю свой вопрос.

– Да. Переоденься, и поедем.

– Я что, плохо выгляжу?

Дима беззастенчиво рассматривает меня, чуть задержавшись на открытых ногах, и трет нос:

– Шорты шикарные, но для байка джинсы подойдут больше.

– Лгун несчастный! – тычу в него пальцем и прохожу мимо. – Нормальные у меня шорты!

– Что за детсадовские приметы, Ксю?! – смеется Дима, направляясь следом. – Просто нос зачесался.

– Ага-ага…

– Да нравятся мне твои шорты! Честно! Особенно это сердечко на попе!

– Это персик вообще-то!

– Ну извините! Так пристально я не рассматривал!

Замираю в прихожей, забыв, что собиралась сказать, потому что натыкаюсь на сваленные в кучу коробки и пакеты. Из одного из них торчит банка геля для душа, которым я пользовалась вчера. Так он женские вещи упаковывал?

– Хочешь все это выбросить? – спрашиваю я, указывая на завал.

Дима снова потирает нос и отвечает уже не слишком охотно:

– Хозяйке вернуть.

– Чьей хозяйке? Твоей?

– Вещей. Я свободный зверь, – продолжает он в шуточной манере.

– И давно?

– Ксю, может, ты уже соберешься и мы поедем?

– Не хочешь с ней видеться?

– Угадала.

– Поняла. Пять минут, – отвечаю резво и запираюсь в гостиной.

Подхожу к массивному черному ограждению, теплый ветер раздувает волосы и несет с собой запах пресной речной воды. Набережная Дона совсем не изменилась: широкая прогулочная зона, скамейки, огромные клумбы с яркими цветами. Высокие фонари озаряют ночной мрак, из кафе и ресторанов играет музыка, мимо плывут прогулочные теплоходы и катера, а вдали виднеется яркое освещение левого берега.

– Малиновое или лимонное? – раздается за спиной голос Зимина, и я оборачиваюсь.

Он держит в руках два картонных стаканчика, из которых торчат пластиковые ложки, и выжидательно склоняет голову. За его спиной бьет фонтан, мелкие брызги переливаются волшебным сиянием. Я всегда считала Диму самым красивым, но, повзрослев, он стал, кажется, еще лучше. Уже не мальчик, а молодой мужчина, еще не растерявший озорного очарования. А эта его улыбка…

– Ну хочешь, я мороженое коньяком залью, чтобы все по-взрослому было? – усмехается Дима.

– Не хочу, – обиженно бормочу я, выхватывая рандомный стаканчик, ведь оба предложенных вкуса – мои любимые.

– Все-все. Больше не буду, – примирительно говорит Дима и встает рядом, глядя на темную воду, в которой тонут городские огни.

Несколько минут мы молча едим мороженое, и я ловлю себя на мысли, что сбывается одна из моих глупых детских фантазий: мы гуляем с Зиминым вместе, только вдвоем. И не потому, что брат попросил его присмотреть за мной, а потому…

– Что там с родителями? – вдруг спрашивает Дима. – Все так плохо?

Ковыряю ложкой в стаканчике, думая, как лучше ему объяснить. После того как друг Саши и Димы покончил с собой, привычный мир ощутимо пошатнулся, а когда выяснилось, что и брат ступил на кривую дорожку, все стало намного хуже. Помню первые дни после его приезда в Краснодар – никогда не видела маму такой разбитой. И, казалось бы, мы все вместе справились с последствиями трагедии, но забыть их вряд ли кто-то сможет.

– Я знаю, – заговариваю тихо, – что они волнуются, но… Я устала каждый день доказывать им, что не собираюсь на тот свет. Меня будто посадили в прозрачный безопасный шар. Они все время наблюдают, спрашивают, как я себя чувствую, что беспокоит, а беспокоит меня только это. Мне нельзя грустить или злиться. Чуть что, мама сразу начинает нервничать, психовать и бросается записывать меня к психологу. И папа туда же, да и Саша недалеко от них ушел. Он пытается загладить вину, быть хорошим братом, но… это душит. Они все хотят от меня чего-то. Требуют быть счастливой, но не позволяют ничего делать, потому что на все найдется какое-нибудь дурацкое «если» или «вдруг». Любая поездка или тусовка – настоящий бой, а потом клятва на крови, что я буду сидеть в углу и не высовываться.

Искоса поглядываю вправо – Зимин задумчиво смотрит куда-то в пустоту. Щеки стягивает. Лимонный вкус, осевший во рту, сменяется на более кислый и неприятный, и я быстро запихиваю в рот остатки мороженого.

– Я люблю их, но мне надоело быть единственной причиной, сохраняющей их душевное равновесие. – Спешу оправдаться, сама не зная зачем: то ли в поиске принятия, то ли в поиске простой поддержки. – Это несправедливо, понимаешь?

– И очень даже хорошо, – серьезно отвечает Дима. – Ты доела? Пройдемся?

Передаю Диме пустой стаканчик. Он выбрасывает его в первую на пути урну, а после по-свойски обнимает меня за плечи. Неспешно прогуливаемся по набережной, и пусть Дима больше ничего не говорит, я не чувствую от него ни осуждения, ни желания вправить мне мозги. Это приятно, но затянувшееся молчание все-таки напрягает. Собираюсь открыть рот, чтобы спросить что-нибудь, только Дима меня опережает.

– Завтра первый день практики?

– Да – отвечаю я.

– Где?

– В «Горизонте». Точнее, в кинотеатре «Горизонта».