— Да, — кивает Марек. — А ты — мой тюремщик.

— Не могу я ничего делать, — мрачно говорит тюремщик. — Я давно уже сам себя потерял. Ничего не умею. Могу поступить солдатом в отряд или дровосеком в артель. Или вот, как сейчас, тюремщиком в башню. Иначе я никто. А теперь уж и вовсе ничего не значу: за собственную дочь постоять не могу.

— За Монику ты не бойся, — уговаривает ого Марек. — У нее было время догадаться, что она красива. Она сохранит свою женскую власть любой ценой.

— Вы, правда, так думаете, пан? — Тюремщик бросает на Марека взгляд, и в глазах у него загорается надежда.

— Придет время, и находский рыцарь попадет к тебе в тюрьму. Ты его, конечно, не будешь здесь откармливать!

— Этого грубияна? — возмущается тюремщик.

— А тебя, пожалуй, ждет большая честь, — продолжает Марек свои пророчества.

— Какая?

— Будешь здесь сторожить Яна Колду!

— Пан, единственное мое спасение в том, что я хороший тюремщик. Зачем вы меня унижаете? — стонет тюремщик, затыкает уши и выскакивает из камеры.

Теперь он опять осторожен: по выходе не забывает запереть за собой дверь.

Что нужно было бы сделать богу, чтобы избавить этот край от пана Колды? Заменить день ночью? Поменять местами небо и землю? Уничтожить время и пространство? Марек не может на это ответить. Все остается по-прежнему: пан Колда сидит на коне — у него власть, и он распоряжается судьбами людей. Рядом с ним не чувствуют себя спокойными ни мужчины, ни женщины. Даже Моника. Марек не понимает, что же все-таки с нею произошло. Ведь она хотела убежать в какой-нибудь город. Она даже взяла его послание — крестик со святыми мощами. Неужели она вздумала просить у пана Колды разрешения покинуть замок? Или находский пан был частью ее плана? А может быть, она пыталась выйти из замка и ее схватила стража? И последовало наказание: Монику отдали в служанки находскому рыцарю?

Что изо всего этого выбирает Марек? Первое. Моника умеет играть с огнем. И с паном Колдой. Марек убеждает сам себя, что его несчастья окончились. Теперь на очереди счастье. В самом потаенном уголке своего сердца он сохраняет искорку надежды. Он раздувает ее терпеливо и долго, пока не вспыхнет пламя. Надежда превращается в уверенность. Марек в воображении дорисовывает будущее. И, как полагается, отдыхает, когда эту работу оканчивает. Теперь он снова может ждать.

Этот день особенный. Он начинается с того, что тюремщик приносит ушат воды, моет Марека и даже бреет и подстригает ему волосы. Марек меняется на глазах, он выглядит помолодевшим и способным к самостоятельным решениям. В его взгляде вновь непокорное выражение, но следы его пребывания в тюрьме смыть с лица не удается.

— Пойдете к пану Колде в гости, — говорит тюремщик.

— Зачем он меня приглашает?

— Пан Колда не приглашает, а приказывает явиться.

— Что он празднует?

— С замка снята осада. Его владения в безопасности.

— И я должен при этом присутствовать?

— Наверное, хочет похвастаться перед врагом!

Тюремщик завязывает Мареку глаза черным платком и ведет через двор к замку. Марек наслаждается опьяняющей силой свежего воздуха. Спотыкаясь, плетется за тюремщиком и пытается представить себе небесную синь с сияющим солнцем. Солнце в его воображении мощное и горячее. При свете солнца чувствуешь себя в безопасности. В Мареке играет молодость, и она утверждает, что он жив не только сейчас, но будет жить и дальше.

Только в парадном зале тюремщик снимает с глаз Марека платок и отходит в дальний угол.

Марек ослеплен потоком солнечного света, в ушах шум от музыки и криков. Он пытается разобраться в том, что происходит вокруг. Что это? Пир по поводу победы? Много ли тут дворян? Или это просто попойка? Скорее всего, и то и другое. Потому что, хотя головорезы пана Колды и разряжены, как паны, но не могут скрыть адского пламени, горящего на их разухабистых лицах. Даже их смех говорит о том, что каждый уже не единожды проклят. Природа произвела их на свет если не с досады, то определенно по недосмотру. Чтобы вы-глядеть по-человечески, им следовало бы сунуть под стол не только ноги, но и голову. От еды они устали не меньше, чем от битвы. В желудках перемешались разные кушанья, вино ударило в голову. Они воображают себя дворянами, а они всего-навсего холопы, которые должны слушаться каждого жеста пана Колды. Это не просто их господин, это их бог и дьявол. Пан Колда так и ведет себя. В нем есть что-то такое, что возвышает его надо всеми, что и самого его делает словно больше ростом. Он уверен в беспрекословном послушании. Что для него человеческая жизнь? Пустяк, нечто преходящее. То, что зависит прежде всего от его каприза.

Увидев нового гостя, пан Колда улыбается. Но Марек прекрасно знает, что улыбка эта — только на его лице, ее определенно нет в сердце пана. Назначение этой улыбки — приказ всем приветствовать гостя. Дружный крик ударяется в расписной потолок, смех спотыкается и набегает волнами, под столом раздается топот кованых башмаков. Марека сажают рядом с паном Колдой и угощают. Перед ним кусок вареного кабаньего мяса. Он может и пить, что ему хочется: пиво или вино. Он ест и пьет, не чувствуя вкуса, потому что старается обрести внутреннее равновесие. Марек даже не понимает как следует, с чего он должен начать, как ему вести себя. Притворяться или не притворяться? Впрочем, он может об этом свободно поразмыслить, поскольку его сразу же оставляют в покое. В углу зала играет небольшой оркестр: лютня, две флейты и барабан. Крик усиливается. Марек ест и раздумывает: он знает, что его привели сюда совсем не для того, чтобы он опустошил тарелку с едой. Пан Колда хочет представить его своим дикарям. Но как это произойдет? Марек искоса смотрит на него. Что он видит? Прищуренные глаза, худое лицо, едва заметную игру мускулов. Видит человека, который сам себе ищет опасности, приключения, сам создает свою трудную судьбу. В нем одновременно можно увидеть и что-то нечеловеческое, и что-то достойное уважения. Какую цель он преследует? На что отваживается? Хочет жить в соответствии с минутными настроениями, капризами? Жить без ограничений. Ни перед кем не быть в ответе. Только перед самим собой. Пан Колда замечает взгляд Марека и небрежно кивает ему.

— Ты все еще такой же гордый?

— Я всего лишь верный, — отвечает Марек так, чтобы его слышал только пан Колда.

— Ты огорчен, что вашим здесь не повезло, и потому не можешь даже посмеяться с нами?

— Я смеюсь, пан.

— Тогда покажи, как ты веселишься, — предлагает пан Колда. — Пусть все видят.

Марек мгновение размышляет. Он должен обрести такое состояние духа, при котором власть Колды не сможет затронуть его.

Он встает, идет через весь зал к лютне и берет у музыканта инструмент. Задумчиво перебирает струны. Глаза воинов с интересом следят за ним. Пан Колда долго пьет, запрокинув голову.