Среди «плоских вселенных» начали мелькать чёрные нити, связывающие миры друг с другом и перекачивающие монотонное белёсое свечение оттуда, где его было больше, туда, где его было меньше.

— Этот процесс неостановим и необратим. Если появился первый разлом — гарантированно появятся ещё. Их можно закрывать, можно изолировать, но «перетекание» не пресечь. — Таким незамысловатым образом Владимир понял, что Земля, по сути своей, обречена… вроде бы. — Но есть ряд нюансов, на которых и зиждется мой План. Во-первых, концентрация Пси измерима, и я примерно представляю себе значение, после которого начинается «апокалипсис». Следовательно, это можно контролировать, если процесс ещё не достиг момента образования первого естественного разлома. Хотя бы через ограничение популяции псионов, что отвечает вторую половину твоего вопроса. А во-вторых, о чём ты, безусловно, догадываешься, мне так же известно, как именно можно искусственно связать две точки в границах одной вселенной…

— Экспансия, о которой ты говорил тогда. — Владимир сглотнул. — Но ведь все несколько миллиардов таким образом не переправить даже за десятки лет. Там банально не будет необходимой инфраструктуры…

— Это «в-третьих». — Артур поощрительно улыбнулся. — Даже мне не под силу спасти всех. Тем не менее, люди сами могут выиграть себе немного времени. Ограничить рождаемость, направив львиную долю ресурсов на экспансию — и всего через семьдесят-восемьдесят лет Земля практически опустеет естественным образом. Всё же человек — существо скорее плодовитое, чем долгоживущее, и весь вид может исчезнуть за совершенно незначительный по любым меркам отрезок времени. И именно эта сложность вынуждает меня действовать настолько мягко и опосредованно, насколько это вообще возможно.

— Совсем не похоже на чудодейственный взмах волшебной палочкой, которого от тебя ждёт каждый второй. — Цесаревич криво улыбнулся. — Почему ты не изложил это всё отцу?

— Потому что на тот момент у меня ещё не было даже такого плана. — Удивлённо-шокированный взгляд Владимира стал Аватару ответом. — Я не всесилен, да и тогда меня вполне устраивала перспектива одной лишь отправки в новые миры «поселенцев», с обеспечением для них максимальных шансов на выживание и восстановление популяции. Но сейчас, с течением времени, это тело не в лучшую сторону повлияло на разум. Человек очень несовершенен, какие костыли ты ему ни выдавай.

— Подожди. — Выражение лица Владимира отражало одновременно и уверенную работу мысли, и серьёзное недоумение. — Хочешь сказать, что если бы не «влияние тела на разум», то ты бы не стал, по сути, вмешиваться и отсрочивать неизбежный «апокалипсис»?..

— С Его точки зрения, в этом смысла не больше, чем в постройке песчаного замка на берегу объятого штормом моря. Способ обеспечить поселенцев всем необходимым я мог и могу найти и без добровольного склонения всего человечества к реализации Плана. А сами по себе люди, которым суждено остаться на Земле, никак не смогут повлиять на происходящее «там». Планета в этом плане — сродни замкнутой экосистеме, из которой можно взять россыпь семян. Дальнейшая судьба их «источника» садовода не заинтересует. — Артур внимательно наблюдал за выражением лица и поверхностными мыслями цесаревича, словно оценивая его. И только после, когда Владимир и сам уже был готов ответить, продолжил: — Но сейчас всё изменилось, и я намерен сделать всё от меня зависящее для того, чтобы эта эпоха в истории человечества не стала чрезмерно мрачной.

Владимир втянул носом прохладный, — в помещении явно работали системы кондиционирования, — воздух, застыл так на несколько секунд, после чего на выдохе бросил:

— Я тебя понял, Артур. Ты можешь на меня рассчитывать…

Они проговорили ещё почти целый час, прежде чем Артур дал цесаревичу понять, что больше времени на него он выделить не может. И даже при столь низкой продолжительности разговора, — бывали в жизни Владимира совещания раз так в десять дольше, — окончание встречи прошло для него как в тумане. Услышанного за час хватило бы на много дней исключительно тяжёлых размышлений «о масштабном», так что цесаревич, в каком-то смысле, «перегрузился».

При этом он прекрасно понимал, что ему никто столько времени не даст даже в теории — дела не терпят отлагательств, да и ответ перед отцом придётся держать сразу по прибытии. Соответственно, ему придётся как-то извращаться и распределять приоритеты, жертвуя одним ради другого.

А так как сделать предстояло много, жертв по итогу случится больше, чем ему хотелось бы…

— Сейчас нам предоставят транспорт. — Владимир мазнул взглядом по своим сопровождающим, которые пришли в себя только оказавшись вне дворца, и теперь недоумённо озирались. — Расслабьтесь, вы просто не восприняли и не запомнили ничего из того, что там происходило.

— Ваше Высочество, а вы?..

— Я в порядке. — Владимир бросил на высказавшегося псиона понимающий взгляд. — Об этом можете не беспокоиться. Лучше подготовьте всё для того, чтобы нашу «птичку» не подбили на границе. Возвращаться будем «белым» бортом, напрямик в столицу.

Стоило ли говорить, что это потребует существенных усилий и даже связи Калифата с Империей по официальным каналам?

— Будет сделано, Ваше Высочество…

Пока свита цесаревича занималась улаживанием формальностей, сам он пытался осмыслить хотя бы самое основное. Не План, потому как это знание пока что было скорее жестом доверия, чем реальной необходимостью. На повестке дня были другие вопросы: Артур указал ему на ряд проблем внутри Империи, которые требовалось решить самому цесаревичу, а так же пояснил, по какой причине он попросил держать Лину подальше от политики, что было даже несколько более важным… в каком-то смысле.

Цесаревич и сам не знал о том, что его сестра, как оказалось, параллельно со своими рутинными делами приобрела определённый вес среди женской части аристократии, и её влияние, подкреплённое редким сочетанием харизмы, статуса, скрытой силы достаточно талантливого телепата и нежелания вечно оставаться на вторых ролях, начало формировать вокруг неё неформальную «сферу влияния». Жёны и, преимущественно, дочери ключевых дворян, сами обладающие связями, возможностями и амбициями, видели в цесаревне не просто фигуру для подражания, но и потенциальный центр силы, который мог позволить им реализоваться как политическим фигурам в наикратчайшие сроки.