Книжка была занятной. Похожа на нашу азбуку, только не цветная и буквы-закорючки мне неизвестны. Хотя... Прослеживается небольшое сходство. Вот это явно буква О. Но это не точно. А может быть Р. Хвостик какой непонятный. Или это опечатка? Рукописная книжонка-то.

– Кхе-кхе!
– оторвал меня от разглядывания папа.
– Ты пойдешь со мной на пилораму?

– А? Да-да!
– очнулась я.
– Естественно я с тобой! Не сомневайся. Я всегда, везде, в любой ситуации, в непогоду, в ураганы, снежные бури...

– Я понял.
– перебил мое словесное недержание папа.

Дядька Григо круглыми глазами проводил меня и бочком-бочком сбежал, на ходу натягивая валенки. Все бы ничего, но они были мои и по размеру ему не подходили.

– И куда мне с такой обувкой?
– растерялась я, рассматривая валенки дядьки Григо.

Примерила. В одном могло поместиться обе мои ноги. Ну я обе и пихнула. А кто мне указ?

Дядька Григо вернулся. Поставив аккуратно мою обутку, он вопросительно уставился на мои ноги в одном валенке. Я тоже уставилась на его дырявый носок.

– Скажит-те пож-жал-луйст-та, - проговорила будто эстонка на русском - Вы с Трофимом Гордеевичем часом не родственники?

– Н-нет, а что?
– прошептал дядька.

– Стиль одежды у вас схожий.
– тоже прошептала я, указывая на прореху.
– Видать, дизайнер одежды у вас один на двоих.

Папа подошел ко мне сзади и подхватил подмышки. Усадив на стул, он разул меня и отдал валенок Григо.

– И что это было?
– спросил папа, когда мы остались вдвоем.

– Любопытство?
– неуверенно отозвалась я.

– Разливай молоко иди.
– вздохнул папенька.
– Я завтрак приготовлю пока.

Ну и хорошо. С этим я быстро справлюсь. После завтрака папа отправил меня в курятник, а сам пошел делать замеры и высчитывать количество требуемого материала.

Солнышко уже встало и его свет отразился от белоснежного покрывала, которым была накрыта земля. Чистота, свежесть... Надо бы простыни на снегу разложить. Отбеливателя здесь нет, а мама раньше так белье освежала после стирки.

Курятник меня встретил довольно приветливо. Петруччо встопорщил свои белые перышки и величаво прошагал к месту кормления. Курочки проследовали за своим атаманом. Какой послушный гарем!

Рассыпая зернышки в корыте, я заметила шевеление в углу у дверей. Медленно повернулась и уставилась на лиса.

– Ах ты же ж птицелов штопаный! Ты на кого попер, блохастый? Ты куда свой длинный нос суешь? Да я тебя сейчас на воротник выкручу!

Перепугалась я знатно! Столько раз слышала про бешенство диких животных, что сейчас меня просто накрыло. Раскрутив кастрюлю с зерном, я швырнула ее в зверя. Мимо! Лис заметался и попал под крепкий клюв Петруччо. Шерсть и перья полетели во все стороны. Я рванула к двери и распахнула ее настежь. Ошалевшее от нашего гостеприимства, животное на сверхзвуковой метнулось на улицу, унося с собой курочку.

Домой я пришла пришибленная. Рыжая шерсть, белые и коричневые перышки торчали у меня изо всех мест. Казалось, что даже в нижнем белье у меня появился шерстяной начес.

Папуля оторопел.

– Что случилось?

– Пап, - слезы потекли по щекам ручьями.
– Он рябу утащил. Совсем! А я ничего не смогла-а сде-ела-ать!

– Кто? Где? Ты цела? Какая ряба?
– папа осмотрел меня с головы до ног и, не обнаружив повреждений, крепко обнял.
– Кто это был?

– Лис.
– шмыгнула носом, успокаиваясь.

– Цела сама? Не укусил?

Я отрицательно помотала головой.

– А ряба - это кто?

– Курочка. Петруччо перья немного растерял, но поколотил рыжего. А пока я дверь открывала, чтобы зверя выпустить, он курочку схватил и утащил.
– сквозь вновь выступившие слезы прошептала я.

Отец усадил меня у горячей печи, сунул в руки чай и отправился в курятник. А когда вернулся, то немного меня успокоил.

– Там следы от когтей в углу. Расковырял, видимо, лаз и залез. А тут ты! Ты не горюй, Оленка. Петруччо и ты постарались на славу. Одна кура пропала, а вот четыре цыпленка вылупились.

– Это что? Мама их пропала?

Слезы снова хотели рвануть волной, но папуля остановил это мокрое дело:

– Отставить!
– и рукой по столу хлопнул.
– Умывайся, одевайся и идем на пилораму!

– А как же...

– Вот так! Вы зверя прогнали, дыру я заколотил. Как сходим за досками, то и расскажем местным охотникам об этом.

– То есть они лиса убьют?
– слезы все-таки полились.

Папа простонал и заставил меня умыться холодной водой.

Дойдя до таверны, мы свернули на укатанную санями дорогу к пилораме. Открытое помещение с двух сторон было начинено какими-то приспособами из металла. Высокая крыша держалась на двух стенах и множестве столбов. Рядом стоял небольшой рубленый домик, из трубы которого струился в небо дымок. Вокруг этого домика бегали ребята. Дак вот почему я детей почти не вижу в селе - они тут "тусуются".