Фуршетный стол ломился от маленьких закусочек, вин и рюмок с наливками. За неимением устриц, в чашах со льдом лежали заранее приготовленные речные мидии в раковине. Вокруг четы Менделей вальяжно перемещались с места на место девушки в фатине и кружеве, и мужчины в дорогих костюмах. Те, что постарше — расслабленные короли жизни, а те, что помоложе — собраны и максимально серьёзны. Важно раздувают грудь, как будто бы пытаются перебороть икоту через задержку дыхания.

Свет — яркий, но тёплый; настраивающий на волну уютного благополучия. Разговоры, красивый и специально отрепетированный для высшего общества «богатый смех», звон бокалов, оглушительный хруст французской булки и приглушённая музыка.

Музыка, к слову, дрянная.

Вот что-что, а тут Садовников знатно облажался. После двухлетнего выживания в условиях Исхода, такие возвышенные профессии как виолончелист или дирижёр стали не очень-то востребованы. Кто-то экстренно переучился в кузнеца или сталевара, а кто-то перебрался в Столицу, где была хоть какая-то возможность стабильно зарабатывать музыкой. Но поди их теперь вызвони, из Столицы-то…

Как итог — корявый звукоряд, больше подходящий для выпускного концерта в музыкальной школе для самых маленьких.

— У-у-у-ууух…

А вот и первый отличившийся сегодняшнего вечера. Минфин города, Егор Григорьевич Евневич, нетвёрдой походкой и со стопкой в руке подошёл прямо к Менделю. Молча положил барону руку на плечо, пристально посмотрел ему в глаза, а затем перевёл взгляд на Елизавету Евграфовну. Выпил. Буркнул что-то вроде:

— Сейчас начнётся, — и тут же со стороны сцены раздался хрустальный звон. — Началось.

Это хозяин мероприятия, Его Сиятельство Дмитрий Иванович, постучал ложечкой по бокалу. Откуда изначально взялась ложечка непонятно, но исчезла она на подносе у вовремя подсуетившегося официанта.

— Друзья! — начал Садовников. — Сегодня я собрал вас здесь не просто так! Не только лишь праздности ради, но и для того, чтобы обсудить важные государственные дела…

— Вы будете это допивать? — прошептал Евневич на ухо Менделю и указал на его бокал, затем не дожидаясь ответа увёл его прямо из рук барона. — Благодарю, — опрокинул в себя залпом, и начал водить взглядом по залу в поисках официантов.

А князь со сцены тем временем уже вещал про демографию, многожёнство и уже вступившие в силу изменения в семейном кодексе. Вещал он вдохновенно, убедительно и вполне логично — над его спичем заранее потрудилась целая команда специалистов. Люди, чьей профессией являлось слово, уже сгладили все возможные шероховатости выступления.

Хотя кое-что князь взял из своего недавнего разговора с Евневичем. Например, вот:

— Опять высшее сословие приносит себя в жертву во имя процветания всего общества! — Его Сиятельство страдальчески прижал кулак к груди. — И опять это вряд ли кто-то оценит!

Зал реагировал по-разному, но в основном положительно. Мужчинам явно нравились открывающие перед ними перспективы, а вот их жёны… женщинам покамест пристало помалкивать и бурно свои эмоции не выражать. Но это всё не беда. Это всё действительно логично. Лозунг: «Сильные — размножайтесь» — справедлив относительно сложившейся в мире ситуации.

Но вот концовка речи Садовникова…

Егор Григорьевич чуть ли не на коленях ползал, умоляя Его Сиятельство изменить её. Перенести. Подождать несколько дней, а лучше недель… ну или хотя бы пару часов! Хотя бы не вываливать одно заявление сразу же вслед за другим!

Ведь в таком случае мотивы князя были у всех на виду. Слишком очевидны для любого человека, который знает, что нельзя совать руку в работающий тестомес. И по мнению Евневича, это было всё равно что показывать карточные фокусы с запущенным артритом, а затем предлагать всем вокруг поверить в то, что это было ловко и элегантно.

Князь же в ответ сказал, что ждать больше не может. И ещё про личный пример добавил, конечно же.

— Пу-пу-пууууу, — выдохнул Евневич.

А Дмитрий Иванович Садовников тем временем добрался до финала:

— Я хотел бы сделать ещё одно заявление! — сказал князь. — И для этого мне нужно будет пригласить на сцену Елизавету Евграфовну Мендель…

Девушка незамедлительно подавилась шампанским, а её брата от такого накала страстей аж закачало.

— Прошу вас, Лизонька, поднимайтесь ко мне!

Вплоть до самой развязки девушка не понимала, что происходит. Мысль о том, что сейчас ей будет сделано публичное предложение просто не приходила в голову. В полной тишине и под всеобщими взглядами, Её Благородие процокала средь расступающейся толпы и поднялась на сцену. Вежливо улыбнулась, — как учили, — и сказала в микрофон:

— Добрый вечер!

А Садовников не стал ходить вокруг да около и бухнулся на одно колено. Заклинать: «черепушка врага хрусти, первый снежок хрусти, а коленный сустав Дмитрия Ивановича не хрусти» — было уже поздно, и характерный звук эхом разнёсся по залу. Аристократы учтиво смолчали.